Я оглядел дом. Скамеек не видно, а ступени были вполне себе узкие, да и крутые. Я с сомнением покачал головой, пронзенное тело тут ни разу не удержится, скатится вниз, к дренажным канавкам.

– Не беспокойся, Поленов, тебе себя пронзать не придется, – сказала Костромина. – Это же только люди… А ты пронзай себя, не пронзай…

– Да не, если надо, то я, конечно, готов, просто ступени тут… – я кивнул. – Если пронзиться, то вряд ли получится прилично упасть…

– Повторяю: тебе не придется никуда падать, – оборвала Костромина. – Да даже если ты пронзишься копьем, все равно ничего путного не получится. И вообще, мы не о том говорим, ты, как всегда, меня в сторону от мыслей увел…

Костромина потерла лоб, осторожно, незаметно почти, проверила парик, продолжила рассказ:

– Крыльцо – важная штука в жизни. А вон еще посмотри, решетка для плюща.

Я поглядел. Решетка действительно имелась, возле стены, поднималась до второго этажа, правда, пока без плюща.

– Чрезвычайно важная деталь, – сообщила Костромина. – Решетка-то. По ней юноши взлетали к подругам на крылах любви. Впрочем, тебе не придется этого делать, ты и так запрыгнешь. Таким образом, этот дом – самый подходящий. Не сомневаюсь, что Света выберет его. Можешь начинать.

– Что начинать? – как всегда, не понял я.

– Серенаду. Уже забыл?

Костромина постучала по контрабасу.

– Нет. Я… Просто… Что под дождем-то торчать? Иди домой. У тебя там ведь Кузя.

Не хотел петь при ней. Наверняка ведь смеяться станет.

Но Костромина сказала, что хочет проконтролировать меня до конца, у нее нет никакой уверенности в том, что я немедленно не сбегу, не проявлю малодушие и не буду вести себя как дурак. А насчет Кузи я могу не беспокоиться, им вместе с правами выдали автокормушку. Конечно, она не забыла оставить Кузе провиант, а если бы случилось невероятное и она бы покормить собаку забыла, то автокормилка выдала бы животному причитающийся ему провиант ровно по времени.

Я пожал плечами, снял с головы футляр, достал контрабас. Контрабас еще сильнее пах мышами, мне этот запах показался каким-то домашним и спокойным. Даже дождь перестал мешать, мне неожиданно захотелось оказаться вот в таком белом мраморном домике с крыльцом и балконом, пусть дождь по крыше, пусть гроза… А я бы огонь развел, дрова бы ароматные кинул в камин, кофе сварил, сидел бы перед огнем. И пусть бы море еще плескалось, такие волны, чтобы от самых сильных вздрагивали стекла. И дымом бы пахло, сапоги возле огня сушились…

Что-то меня к морю тянет. Странно. Никогда и близко не был, а тянет. Может, голос предков? Прапрадедушка был капитаном, ходил вокруг мира на белом корабле с парусами…

Шаги. Со стороны Кирпичного переулка. Кто-то поднимался на Соленый холм со стороны города. Тяжело поднимался. Явно с грузом.

– Так… – недовольно протянула Костромина. – Этого нам только не хватало… Ты погляди, Поленов, до чего эти идиоты додумались своим бесполезным мозгом!

Я поглядел. По Кирпичному переулку поднимался вупер. С чем-то тяжелым и круглым за спиной. Я не разглядел, что, а Кострома сразу же увидела, а может, угадала.