– Как мы выбрались наружу? – прошептала Эмма.

– Ну, папа уже держал меня. Он крикнул маме, чтобы она тебя отпустила. Я тоже начала ее просить, хотя сомневаюсь, что могла произнести хоть что-то осмысленное. Мама заплакала и сказала, что не хочет, чтобы ее девочки остались сиротами. Будет лучше, если мы умрем вместе с ней. Какая мать согласится, чтобы ее девочки сражались с суровой судьбой в одиночку? Она прижала тебя к себе еще крепче.

– Но я здесь, – сказала Эмма. – Мы обе здесь.

– Нас спасла именно ты, – сказала Ким. – Во всяком случае, ты помогла.

– Я? – удивилась Эмма. – Мне же было всего пять.

– Я, мама и папа кричали и плакали, дом горел, и тут ты повернулась к маме и произнесла два слова: «Отпусти меня». Вот так просто, ты даже не кричала, но все тебя услышали. Это я объяснить не могу. Словно твой голос прозвучал у нас в головах. Мама перестала тебя удерживать, ты слезла с ее колен, подошла к папе и взяла его за руку. Он вывел нас наружу. Последнее, что я видела: мама сложила руки на коленях и опустила голову. Она выглядела такой одинокой.

– Но он умер, – сказала Эмма. – Во время пожара. Не так ли?

Ким говорила едва слышным шепотом, словно снова стала девушкой, переживавшей старый ужас.

– Папа пошел назад, к дому. Я думала, он собрался вывести маму, но, когда папа подошел к двери, он обернулся и посмотрел на меня. Я видела его лицо. Я думаю, он пытался мне тогда что-то сказать, не словами, а обращаясь непосредственно к моему разуму. Может быть, мне просто так хотелось. Я видела его лицо, он выглядел побежденным. Он схватился за ручку кухонной двери. Должно быть, она была уже очень горячей, я не понимаю, как он смог ее удержать. Но он взялся за ручку и вернулся в дом, к ней.

Ким и Эмма сели на одну из скамеек. Когда Ким подняла голову, они обнаружили, что остались в парки одни. Должно быть, родители забрали детей и сбежали. Неужели они с Эммой такие страшные? Может быть, так и есть.

– Машина «Скорой помощи» увезла нас в больницу, ведь мы надышались дымом, – продолжала Ким. – Мы находились там в течение пяти дней. Затем нас отдали в приемную семью, где мы оставались до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать. Мы жили у очень милой пары, Натана и Полин. Ты их помнишь?

– Полин делала потрясающее овсяное печенье, – прошептала Эмма.

– Да, верно.

– Мне исполнилось восемнадцать, меня назначили твоим опекуном, и мы жили вместе, пока ты не закончила среднюю школу.

– А почему ты не рассказывала мне об этом раньше? – спросила Эмма.

Ким откинулась на спинку скамейки и скрестила руки на груди.

– Я вообще не собиралась тебе рассказывать, – ответила она. – Я понимаю, как это звучит, но я очень давно приняла такое решение. Мне казалось, ты все забыла, и я не хотела тебе напоминать. Я не утверждаю, что поступила правильно, но таким был мой выбор. Я думала, что защищаю тебя.

Эмма наклонилась вперед и уперлась локтями в колени.

– Так что же заставило тебя изменить решение? – спросила она.

Ким положила руку на плечо сестры.

– Ты меня пугаешь, – сказала Ким. – Я увидела на твоем лице такое же выражение, какое было в то утро у мамы, и я…