– Не сердись на мою сестру, – прошептала Эмма. – Пожалуйста.

– Ты думаешь о ней прямо сейчас? – удивился он.

– Пожалуйста, Аполлон. Тебе это кажется смешным, но для меня очень важно.

– Ким солгала мне, – сказал он. – Я вложил ей в руку чек, а она даже глазом не моргнула.

Тут Аполлон остановился. Их глаза уже приспособились к темноте настолько, что он смог разглядеть фигуру Эммы у себя за спиной.

– Почему она тебе поверила? – спросил он. – Что ты ей сказала, чтобы убедить?

– Она мне не поверила, – сказала Эмма. – Но она моя сестра. Ким не предала тебя, Аполлон. Она защищала меня.

Они шли дальше в темноте.

Наконец туннель привел их на открытое пространство, и они оказались перед земляной ареной, где серия кольцевых рядов окружала широкое пространство утоптанной земли. Детсад показал им камеру. Продолжают ли те люди и сейчас за ними наблюдать?

Они спускались по рядам, мелким, как ступеньки. Когда они приблизились к дну арены, Аполлон ощутил взгляд Эммы с такой же уверенностью, как прикосновение, и почувствовал, что содрогается от желания рассказать ей про Брайана Уэста. О сне, который был не сном, а воспоминанием. Детсад продолжал цепляться за веру в то, что он заботился о своей семье и что совершал ужасные поступки, движимый любовью к ним. Испытывал ли Брайан Уэст такие же чувства, когда опускал своего ребенка в горячую воду и удерживал его там? Должно быть, так и было – вопреки здравому смыслу. Когда Аполлон терял терпение с Эммой, когда становился жестоким, как он объяснял это себе? Он старался сосредоточиться на Брайане, быть тем добрым отцом, которого ему самому так не хватало. Как далеко могут зайти люди, продолжая верить в то, что они хорошие?

Аполлон оглядел верхние ряды арены. Темнота скрывала все, что находилось дальше двух футов, и это особенно сбивало с толку на открытом пространстве. Со временем их глаза приспособятся к царившему вокруг мраку, но сейчас они чувствовали себя практически слепыми. В туннеле им было тесно, но здесь мог стоять танк, и они бы не поняли, что в них стреляют из пушки, до тех пор, пока не увидели бы вспышку. Вытянув перед собой руки, они медленно и осторожно двигались вперед, слегка согнув колени, словно в ожидании удара. Наконец они добрались до дальнего конца арены, уперлись в каменную стену и на ощупь двинулись вдоль нее. Из-за теней, из-за гипнотического ритма шагов по мягкой земле у них начала кружиться голова.

И тут Аполлон на что-то наткнулся, раздался низкий глухой стук, и Эмма опустилась на одно колено.

Большой серый полиэтиленовый контейнер.

Крышка закрыта.

Аполлон и Эмма подняли крышку, стараясь не шуметь, но оба дышали так тяжело, что больше походили на двух загнанных собак.

Внутри, на боку, лежало маленькое тело. Обнаженное.

Они встали рядом с ним на колени и стали ждать, прислушиваясь; а потом услышали слабые, но ритмичные звуки: их ребенок дышал. Сейчас, когда Аполлон снял крышку, дыхание малыша эхом разносилось по арене.

Эмма в шоке замерла на месте, и Аполлону показалось, что ее сейчас вырвет. Она уронила планшет, потянулась к контейнеру и увидела на дне слои сухих листьев и земли – самодельный матрас. Эмма достала ребенка, и вот он – их Спящий красавец.