Радовался я, впрочем, недолго. Новая смотровая оказалась настоящей катастрофой. Строители почему-то решили, что голых стен из шлакоблоков будет достаточно, из-за чего помещение стало сущим кошмаром. Все эти проблемы вытекали из того факта, что в совете было слишком много старших руководителей и слишком мало денег. Никто из совета никогда не заправлял моргом, и никто из них ни разу не посещал здание, боясь увидеть труп.

Нам было нужно больше денег, однако совет сказал, что их попросту нет. Так что я решил пойти на крайние меры и пригрозил увольнением, составив доклад, в котором подробно изложил имеющиеся риски инфекционного заражения людей и перекрестного загрязнений улик, снабдив все фотографиями. Я объяснил, что передам прессе копии составленного доклада. К моему облегчению, блеф сработал: совет отказался принимать мое заявление об уходе, и чудесным образом у нас внезапно оказалось достаточно денег на все необходимое. Благодаря нечеловеческим усилиям строителей, судебно-медицинских экспертов и помощников, а также при содействии управляющих моргами по всей столице на этот раз они все сделали правильно – во всяком случае, пока…

Однажды утром у входа в морг меня остановил один из прорабов. Он был порядочным человеком и, подобно мне, натерпелся немало проблем с советом, пытаясь выполнить сложную работу в тяжелых условиях.

Тем не менее, уже сытый по горло жалким видом этого места, я не сдержался и выпалил «Что еще?», однако вскоре позабыл про свое раздражение, когда увидел, что он держит в руках человеческий череп.

– А это еще откуда? – спросил я.

– Лежало прямо на пороге, у входа.

Я взял череп и, порывшись в архиве, вспомнил, что морг был построен на кладбище тюрьмы Маршалси. После разговора с советом мы решили забыть про случившееся: просто не могли позволить себе дальнейший простой.

Несколько дней спустя рано утром мы с профессором Джонсоном прибыли вместе на работу, так как ему нужно было изучить случай подозрительной смерти, прежде чем отправиться в суд, где предстояло давать показания по делу об убийстве.

– Не знаю, Питер, – вздохнул он, раздраженно расхаживая по секционной, пока Пэт завозил тело. – Весь этот стресс меня прикончит!

Я пожал плечами и попытался его подбодрить. Хотя в здании по-прежнему творился бардак, мы думали, что худшее уже позади. К тому же профессор Джонсон постоянно делал такие громкие заявления.

Через два часа после того, как профессор отправился в Центральный уголовный суд – Пэт в это время убирал, – мне позвонили из администрации больницы Гая.

– Я звоню, чтобы сообщить, что профессор Джонсон больше не в состоянии выполнять свои обязанности. Вам следует найти кого-то другого для всех срочных случаев, которые были у него запланированы на сегодня.

– Что вы такое говорите? – спросил я, выпустив изо рта трубку. – Он был прямо здесь всего два часа назад.

– Боюсь, профессор Джонсон внезапно потерял сознание и умер в Центральном суде.

– Что? Не может быть!

– Боюсь, что это так. Сожалею. Его тело уже в морге больницы святого Варфоломея.

Поначалу, будучи в шоке, я принялся возражать, что это не могло произойти так быстро, но администратор напомнил мне, что Центральный суд был от нас всего в пяти минутах езды, в то время как больница святого Варфоломея располагалась прямо напротив него.