- Это было бы слишком просто и хорошо. Но это не в Церкви, а во Христе. А в Церкви они есть. И эту реальность надо тоже воспринимать честно. Не закрывая глаз... Понимаешь, весь вопрос в том, насколько мы во Христе, насколько мы православны. Вот для меня лично сказать: "Я - православный" значит сказать: "Я вас всех люблю". Всех и всё. То есть это уровень святых. Людей, живущих в Святом Духе... А я? Я-то кто?.. Вот посему и даны нам и Иерусалимская православная церковь, и Болгарская, и Сербская, и Японская, и... и даже Финская.
- По-твоему, если я татарин, то, если я не стану святым, - что и так ясно, - все равно, сколько бы я ни исполнял все обряды, сколько бы ни старался быть христианином, все равно татарином останусь?
- А что? Это, по-твоему, плохо?
- Ну, нет... Я же о том, что вроде как мусульманином мне быть... ну, приличнее, что ли... Слов не найду.
- Не говори глупостей. Что, в исламе турок от киргиза не отличается? Тут другое. Это вопрос не веры, а ассимиляции.
- И что дальше?
- Много шума - и ничего. Говори о главном. О своем.
- А о чем со священником говорить полагается?
- О больном.
Теперь Глеб встал. Но походить в этой крохотной комнатке было негде. Постояв, он снова сел в кресло. Как в клетке. Ага, и отец Владимир смотрит исподлобья, как кот на птичку. Придется говорить. Про больное. Про... семью. А как тот поймет? У него-то все здорово. Жена - чудо. Дети. А вот мальчиков-то и нет!
- Это я и сам тоже недоумевал, даже скорбел втихую, роптал. Пока не услышал, что Брюс Уиллис по этому поводу сказал. Правда, ему самому до меня далеко: у него только три дочери.
- Так что он сказал? У меня-то вообще одна.
- "Только от настоящих мужчин рождаются девочки".
- И в чем тут утешение? Это же так, красивые голливудские слова.
- Ан нет! Тут ведь надо смотреть на семью как на единое целое, как на полноту. И в этом целом кто-то несет одну функцию, кто-то другую. Вот мужское начало: я его в своей семье ни с кем не делю. То есть я сам вполне достаточный носитель этого мужского начала. И не нуждаюсь в дополнениях.
- А как быть, если семья распалась?
- Как? Если жестко, то этого просто не должно быть.
- А если...
- А если... Во-первых, семья не распадается. Ее разрушают.
- Я хотел...
- Хотел оправдаться. А зачем? Прими свою вину. Как мужчина. Как пусть упавший, но христианин... Разрушил! Что можно теперь сделать? Ну, хотя бы молиться за них!
- Я за себя-то не умею.
- Не ври, когда прижмет - умеешь. Ты дочь родил? Так вот, пока сам не околеешь, так и молись. В жизни ничего одним разом не делается, с маху. Это тебе не с гранатой на танк. Это - труд. Труд до смерти.
- А труд - это любовь...
- Да. Тысячу раз - да! Твоя дочь каждый день и улицу переходит, и что-то ест. И маньяков в городе - как у нас медведей. Вот она - за твой труд, за твою каждодневную молитву, - это все благополучно обойдет. Или тебе все равно? То-то же! Семья, не семья, а дочь... Я тебе про женщин разве что скажу? Чтобы ты меня послушал... Это дело твое, самцовое. Чего фыркаешь?
- Скажи. Вдруг послушаю. И на коленочки упаду.