Гигантская линза пещеры отражалась искрящимися острыми сосульками извести в черной глади подземного озера. Он шагнул к воде, посветил вглубь. Дно странно отразило свет: тот переливчато двоился, троился... Это там лед, догадался он. Посветил вокруг - и ничего не увидел. Озеро и чернота. Сталактиты и пустота. Хрусталь, бархат, серебряная парча. Да что же там километры?.. Баба Таня уже довольно далеко ушла вперед, а он все не мог налюбоваться чарующей игрой перебегающих по ближним стенам из лепной алебастровой колоннады белых искр и их голубых отражений в ледяном зазеркалье... Фонарь моргнул, потом еще раз и окончательно пожелтел. Пришлось сдаться...
- Ты, мил человек, по сторонам не засматривайся. Заболеешь. Будешь сюды кажный день приходить. Пока не умрешь от тоскливой красоты.
- От какой? Тоскливой?
- Во-во. От ей. Она тебя высосет, как безответная любовь. Как золото. Это озеро с мертвой водой на дне. Той, что под льдом. Лед разделяет воды. Но смотреть на дно не надо. Это не кажный человек сдюжит, на мертвое глядеть. Солнце нужно любить. Но ты-то не из таких. Ты пошто ночью-то поперся? Кто тя так гнал?
- "Кто, кто"... Я сначала думал - ангел. Как будто в плечо толкнул. Разбудил.
- Может, и ангел. Все может... Здесь будь осторожен: щас много ходов будет. От меня не отставай, не найдемся.
Проход сильно сузился, но стал ровнее какой-то заглаженной чистотой стен и потолка. И чернее. А справа и слева в маяте свечи открывались новые ходы. Они пошли медленнее, баба Таня что-то высматривала, поднося свой фонарик вплотную к стенам. Лишь бы свеча не догорела - шли уже не менее часа... Стоп! Стоп! Стоп. А как же она на выстрел за двадцать минут дошла?.. Спросить? Ладно, пусть сама побает. Если сочтет нужным... Но удержаться не смог:
- А ты-то сама сюда часто ходишь?
- Часто. Ведь я и есть больная.
Опять помолчали. Каждый о своем.
- Щас. Уже близко.
Резко пошли наверх, почти карабкаясь. Потом еще резче - вниз. Теперь бегом. Где-то совсем рядом зажурчал ручеек. Стало тепло. Очень даже тепло. И - как-то вонюче. Глеб коснулся рукой потолка - и в ужасе отдернул руку! Аж присел:
- Это что там?! Мягкое?
- А, мыши. Летучие мыши. Не замай, а то вспорхнут - нас свалят. Их тут тьма.
По потолку прокатилось и разошлось кругами злое свистящее шипение. И вонь.
- Ты туточки пригнись.
На корточках, гусиным шагом они прошли еще не менее ста метров, и впереди появилось далекое светлое пятнышко. Это небо готовилось к рассвету. Узкий и все сужающийся ход превратился в окончательную щель, в которую они бочком протиснулись наружу. Глеб облегченно разогнулся, посмотрел вверх. Над ними была почти отвесная стена высоченной скалы, у подножия которой лежали груды камней автобусной величины, своим лабиринтом скрывавшие вход в пещеру. Ручей вытекал сам по себе в десяти шагах ниже... Было почти светло. Последний пяток едва различимых звездочек еще подрагивал в синем, с растяжкой в голубое и розовое небе. Из леса за ручьем вовсю перекликались птицы. Разлапистый пахучий папоротник, щедро росший повсюду среди камней, мелко искрил капельками росы, но тумана еще не было.