«Грибов — ты?» — прямо перешел к делу один из этой четверки. По лицу его нельзя было понять, действительно ли он из них самый главный. Остальные, по крайней мере, никаких почестей ему не оказывали.
«Что-то не припоминаю, когда это я на брудершафт с вами пил», — без вызова, но и без робости ответил Сергей Геннадьевич.
«Ага, поборзеть охота, — кивнул другой амбал, как будто предусматривал именно такую реакцию. — Ну, поборзей с нами, поборзей. Мы люди маленькие. Вот только с большими людьми борзеть не советую. Не любят они шуток».
«По-прежнему не понимаю, чему обязан вашему визиту?» — продолжал храбриться исполнительный директор.
«Все ты понимаешь. Вот ведь шустрик какой: на самого Андрей Васильича взбух, сукоедина. Не понимаешь ты, что для него ты — кто? Тьфу. Муха. Которая летала где ни попадя, на говно всякое садилась, а теперь прилетела людям пищу пачкать. — В слове „людям“ он ставил ударение на второй слог, и это не казалось безграмотностью: скорее, дополнительным издевательством. — Жужжит тут еще… Пожужжи, брат, пожужжи. Недолго тебе жужжаться будет. Надоест твое жужжание, Андрей Васильевич возьмет тапок и размажет твои кишочки по потолку. Только тебя и видели. Все понял или повторить?»
Грибов, совершенно белый (краем глаза поймал свое отражение в настенном зеркале), не нашелся с ответом: только стоял и помахивал рукой, будто собираясь таким невинным способом прогнать непрошеных визитеров. На пороге возникла охрана, делая зверские лица, с оружием наперевес — спохватились! Вторжение охраны не могло изменить смысла происшедшего: четверо акуловских головорезов (Грибов не мог не понять, кто из всех проживающих в России Андреев Васильевичей был заинтересован в столь эффектном наезде на него) торжественно, не спеша, удалились с таким видом, будто поле боя осталось за ними. Черт возьми, так оно и получилось…
«Сергей Геннадьевич, вам плохо? „Скорую“ вызвать?» — заботливо спросил охранник.
Не в силах распекать своих запоздалых помощников, Грибов яростно замотал головой.
«А милицию?» — тоном ниже вопросил охранник.
От милиции Сергей Геннадьевич тоже отказался. Почему? Для Турецкого он приготовил простенькое объяснение: не верил, что Акулов осуществит угрозу. В значительной степени так оно и было. Однако, помимо этого, очевидного, присутствовало и скрытое соображение: исполнительный директор, как никто другой, отдавал себе отчет, что у «Подмосковья-агро» тоже рыльце в пушку… Хотя, наверное, и не настолько, как у «Русского земельного фонда», собравшего таких деятелей — пробы негде ставить. Ну да что толку выяснять! Главное, раненый Грибов прямо сказал, кого он винит в покушении.
Территорию старинной больницы на улице Щепкина Александр Борисович Турецкий покидал в отличнейшем расположении духа. Показания Сергея Грибова станут весомым аргументом в борьбе против «нового латифундиста» Акулова!
На самом деле Турецкому не дано было знать, что грибовские показания не будут использованы таким образом, какой он для них предназначал. События, стремительно развивавшиеся на территории колхоза «Заветы Ильича» и дома отдыха «Отрадное», лишали их всякого смысла.