Я не понимаю.

Заключенный снова встал у него перед глазами — как тогда, в окне мастерской.

Почему ты хотел умереть?

Лицо в профиль.

Если ты мог слышать нас (а Стернер в этом уверен), если то, что мы нашли на башне и что лежит в меня на столе, — работающий приемник, то почему, черт тебя возьми, ты дважды дал себе отсрочку, а на третий раз все-таки решил встретить свою смерть?

Все это время Хоффманн точно знал, что его видят.

Ты все решил, но тебе не хватало духу?

Тогда откуда у тебя взялось мужество не отступить и умереть?

И почему ты для верности устроил так, чтобы после выстрела тебя разорвало на куски?

— Спишь?

В дверь постучали, и в кабинет просунулась голова Херманссон.

— Да не особенно.

Гренс поднялся. Он обрадовался Мариане, он часто радовался ее приходу. Мариана присела рядом с ним на диван, с папкой в руках.

— Я закончила собирать материал по убийству на Вестманнагатан. И уверена, что прокурор не сочтет это убийство делом первостепенной важности. Так что все, следствию конец.

Гренс вздохнул:

— Это все… дьявольски странно. Если мы отступимся… это будет мое третье нераскрытое дело с тех пор, как я работаю в полиции.

— Третье?

— Одно — в начале восьмидесятых. Труп изрубили на части. Его нашли неподалеку от Кастельхольмена какие-то рыбаки, они проверяли сети. Одно — всего две зимы назад. Женщина заблудилась в системе подземных ходов под больницей. Ее нашли с лицом объеденным крысами. — Он легонько хлопнул ладонью по папке. — Сдал я, что ли? Или это жизнь стала такой сложной?

Херманссон смотрела на шефа улыбаясь.

— Эверт!

— Что?

— Сколько времени ты здесь работаешь? Точно?

— Ты же знаешь.

— Сколько?

— Ну… когда я начал, ты еще не родилась. Тридцать пять лет.

— И сколько убийств ты расследовал?

— Тебе точное число?

— Да.

— Двести тринадцать.

— Двести тринадцать?

— Вместе с этим.

Она снова улыбнулась.

— Тридцать пять лет. Двести тринадцать убийств. Из которых три — не раскрыты.

Гренс не ответил. Вопросов больше не было.

— По одному на каждые двенадцать лет, Эверт. Не знаю, как тебе такая статистика. По-моему, результат вполне удовлетворительный.

Гренс искоса взглянул на нее. Иногда он думал об этом. Ведь он знал. Если бы у него был сын или дочь.

Они были бы примерно как она.

— Еще что-нибудь?

Мариана открыла папку, вынула самый последний файл.

— Два вопроса.

Вытащила из сопротивляющегося пластика два листа бумаги.

— Ты просил составить список исходящих звонков, сделанных из Аспсосской тюрьмы, между без пятнадцати девять и без пятнадцати десять утра и между половиной второго и половиной третьего дня.

Аккуратные колонки: цифры слева, имена и фамилии — справа.

— Тридцать два звонка. Несмотря на приказ об ограничении на исходящие звонки из тюрьмы.

Херманссон провела пальцем по длинному ряду цифр.

— Я исключила тридцать звонков. Одиннадцать — это служащие звонили своим близким, беспокоились или предупреждали, что будут дома поздно. Восемь — нам, в полицию, в Аспсосский округ или в городскую полицию Стокгольма. Три — в пенитенциарную службу в Норрчёпинге. Четыре — родственникам заключенных, которые ехали на плановое свидание, их попросили выбрать другое время. И… — Она посмотрела на комиссара. — Четыре звонка — в крупные ежедневные газеты, на номера, по которым принимают информацию от граждан.