– Нет, не твоя. Если в этом кто-то виноват, так это я. То что придумал эту игру, когда ты так уязвима.

– Мы знали, на что шли… А-а-а-а! – последнее она кричит, и эта боль передается ему. – А теперь все зря!

– Не думай об этом, – отрезает Рамон. – Думай о том, как привести нашу дочь в этот мир. Только об этом и думай. Я с тобой.

Венеру отвозят в операционную, а Рамон проходит обязательную обработку. Потому что не собирается оставлять свою женщину в этот важный момент. Он должен быть с ней. Но в операционной его ждут неутешительные новости.

– У нее сильное внутреннее кровотечение, – объясняет Франческа. – Давление падает. Нужна операция, но, как ты понимаешь, анастезии для вервольфов нет. По крайней мере, такой сильной.

Он понимает. Знает о таких случаях. Ребенка придется вырезать наживую, и для матери это практически приговор.

– Я готова, – твердит бледная Венера. – Главное, дочь спасите.

– Нет, – у него даже голос подрагивает от напряжения, а невозмутимая Франческа делает шаг назад. Что уж говорить о ее ассистентах, они едва к полу не пригибаются. – Они мне нужны обе.

– Есть способ, – кивает доктор Сураза. – Не самый надежный, но он повысит ее шансы. Он не раз спасал жизнь моим пациенткам. Если Венера перекинется в волчицу. Регенерация в этом случае выше, а болевой порог ниже.

Глаза у моей истинной распахиваются еще шире, она, кажется, даже про схватки забывает:

– Но беременным нельзя перекидываться. Ты говорила это может навредить ребенку!

– Это может навредить, – со вздохом признается Сураза. – Но точно спасет жизнь тебе.

– Нет, – Венера умеет быть твердой, даже жесткой, вот и сейчас в ее «нет» столько категоричности, что сразу понятно – своего решения она не изменит. – Я на это не подпишусь.

– Ты можешь погибнуть, – в его голосе твердости не меньше.

– Ну и что? Тебе же лучше! – выкрикивает эта глупышка.

– Откуда ты знаешь, что мне лучше? Я не собираюсь тебя терять!

– А я не собираюсь терять мою дочь!

– Так не теряй! – рычит он. – Роди ее, и мы будем счастливы. Все вместе.

Они кричат друг на друга посреди самого ответственного момента в этой жизни. Но он готов вот так спорить с ней хоть множество лет.

– Если выбирать…

– Я не хочу выбирать. Перекидывайся.

– Нет, Рамон. Я не буду…

Он не позволяет ей закончить, просто обхватывает лицо Венеры ладонями и ловит ее взгляд. И делает ту вещь, за которую его nena может его никогда не простить – посылает ее разуму звериный импульс. Приказывает подчиниться и перекинуться в волчицу. С помощью силы, от которой он долго отказывался. Ее взгляд, человеческий взгляд, полон боли, ярости и разочарования, но даже если она не найдет для него прощения в своем сердце, он сейчас увеличит ее шансы на выживание.

Человеческие чувства стираются, ее глаза вспыхивают ярко-желтым огнем, тело меняется, трансформируясь в другую ипостась всех вервольфов – миниатюрную серую волчицу. Которая скалится и рычит, но затихает, стоит ему положить ладонь ей на голову.

– Спасите Венеру и мою дочь, – просит он у пораженной Франчески и ее ассистентов. Или, скорее, приказывает.