Я сдаюсь, а мое послание вовсе короткое:

«Если ты не приедешь сегодня, я выйду замуж за другого, а ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Потом будет поздно, Рамон Перес!»

Я вкладываю в это сообщение всю свою ярость, все свои чувства, и когда мы заканчиваем с Алишей, я ощущаю себя опустошенной. Возможно, поэтому я слишком быстро прощаюсь. Я хочу прилечь, поспать, дать отдых себе и дочери, но раздается стук в дверь. Уверенный, тяжелый.

Мое сердце замирает в надежде, что это Рамон. Глупо, конечно. Он же не возникнет здесь по волшебству. Но сердце все равно надеется, и я оказываюсь возле двери с удивительным для беременной волчицы проворством. Распахиваю ее, но вижу Микаэля.

– Уже? – интересуюсь, приподняв бровь и за этим жестом скрывая всю силу собственного разочарования. – Церемония же вечером.

– Нам надо поговорить. Пройдемся?

Обычно фраза «нам надо поговорить» не сулит ничего хорошего, но не в случае, когда ты и так застряла в глубокой мохнатой заднице. То есть когда-нибудь должен был возникнуть свет в конце этого тоннеля. Например, сейчас.

– Ты передумал насчет свадьбы?

– Не передумал.

Свет-свет, где же ты?

– Тогда о чем нам говорить? Если излить душу или рассказать, откуда дети берутся, то ты не по адресу.

Микаэль хмурится, а я замечаю почти рассосавшуюся гематому на его скуле. Кто его так приложил? Причем, судя по скорости регенерации, очень конкретно приложил. Если даже на альфе заживает долго. Сиенна? Ну а что, может у них такие сексуальные игры? Или они просто подрались? Сиенну-драчунью я могла легко представить, а вот дерущегося Мика – нет. Мне казалось, что он из тех, кто все дела решает словами. И это хорошо, что он мягче, добрее. Будь в нем немного больше властности, он был бы ходячим напоминанием о Рамоне. А так у них только упрямство – фамильная черта, и мне не настолько больно.

– Это важно, – Микаэль посмотрел на меня с мольбой во взгляде, и я присмотрелась к нему повнимательнее. Не только скулу разбитую заметила. Он весь был каким-то побитым: не физически – морально. Побитый, взвинченный, но сосредоточенный.

– Если важно, хорошо. Поговорим.

– Давай не здесь.

– Как скажешь, альфа, – пожимаю я плечами. Не знаю, зачем Микаэлю приспичило со мной поговорить, но он здесь главный, и, бес меня забери, ему удалось меня заинтриговать. Чуть-чуть.

Если можно найти более неготовую к свадьбе невесту, то это я. Микаэль все-таки оплатил выбранное мной платье цвета шоколада, и его мне сегодня доставили. Разложенное на постели, оно напоминало мне о моем неудачном побеге. О моей ошибке. И я не могла заставить себя его надеть. Поэтому пока предпочла ему мягкий спортивный костюм цвета слоновой кости и кроссовки. Удобно, практично, антипразднично. Но я готова была идти так на церемонию. Хотя бы потому, что это не мой праздник, и все, чего мне хочется – нормально родить.

Я жду, что мы направимся в кабинет Микаэля, но он приводит меня в крыло особняка, в котором я еще не была. Я вообще думала, что эта часть дома-дворца закрыта. Но здесь все чисто, значит, слуги убираются, хотя вся мебель запакована в целлофан. Мы оказываемся в комнате, которая когда-то была гостиной, будто близняшкой той, где любит проводить время Сиенна. С пустым камином, с кое-где почти наглухо задернутыми шторами: только солнечный свет отбрасывает яркие линии. Все такое заброшенное, покинутое, что цветы в вазе на журнальном столике смотрятся чужеродно. Большие, раскрытые нежно-голубые бутоны, массивные стебли и широкие, обнимающие их листья. Они словно выдраны из контекста и гораздо уместнее смотрелись бы в оживленном холле.