Он одернул на себе пиджак, махнул рукой Машке, повелевая нам убраться с линии огня, и отправился делать заявление для прессы. А мы с подругой под прикрытием занавесок глянули в окошко.

Я высматривала знакомые лица и первыми нашла Латыниных.

Сами по себе старики не выделялись из толпы, но рядом с ними восторженно скакала долговязая девица с пламенно-рыжей шевелюрой. Она то обнимала-целовала профессора с супругой, то принималась отплясывать вокруг них какой-то буйный танец, умудряясь в одиночку образовать подобие хоровода – длинный огненный хвост летел кометой, оставляя в воздухе расплывчатый оранжевый след. Дочка, что ли? В кого только такая рыжая? Наверное, в папу, он почти лысый, не понять уже, какой масти…

Петровскую я обнаружила под камерой. Катерина давала интервью и выглядела подобающе серьезной, стояла смирно, улыбалась сдержанно, запредельное радостное волнение выдавали только глаза – сияющие и какие-то сумасшедшие. Казалось, как только выключится камера, она тоже пустится в пляс, как буйная рыжая девчонка Латыниных.

Михеевы стояли в стороне – обнявшись и закрыв глаза, неподвижные и не подверженные всеобщему ликованию, как будто в коконе каком-то. Такие тихие, светлые, счастливые…

– А Эммануилыч-то наш – орел! – сказала Машка. – Ты глянь, как держится, прет прямо в массы, будто ледокол! О, журналисты к нему побежали, сейчас возьмут в оборот…

– С журналистами шеф справится, – уверенно сказала я. – Что ему эти журналисты, он генерала ФСБ Павликом называет!

– Ага, ему бояться нечего, качать его не станут, комплекция у него не та… А мы пойдем другим путем.

И мы пошли: вылезли из окна в тылу здания, обогнули ликующую толпу по крутой дуге и без задержки промаршировали в торговый центр. Слава богу, машину я поутру оставила именно там, а не вблизи здания суда, как обычно.

Распрощавшись с Машкой, я поехала домой и на первом же покрасневшем светофоре засмотрелась на пешеходов на тротуаре.

Пожилая пара двигалась в сторону метро. Мужчина и женщина шли под ручку, как сейчас мало кто ходит, и видно было, что идти им трудно, особенно даме. Она почти не сгибала колени и семенила так, что на один широкий шаг мужчины приходились три ее маленьких скользящих шажка. «У Анечки суставы», – сочувственно вспомнила я, узнав Волошиных.

Дунул ветер, с одинокого дерева на перекрестке посыпались желтые листья, настигли медленно удаляющуюся пару, унеслись вперед. Анна Трофимовна поежилась, и Георгий Васильевич торопливо, не расстегивая пуговиц, вытянул из-под пиджака роскошный самовязаный шарф. Немодно носит, машинально подумала я – набралась у своей блогерши! Такой шикарный аксессуар надо навыпуск надевать, поверх одежды, в два витка, тогда будет очень стильно… Хотя кому-то важнее, чтобы было просто тепло. Георгий Васильевич вот попытался укутать в свой превосходный шарф супругу, а она не далась, высвободилась, принялась наматывать шерстяное полотнище на шею мужу, настойчиво подтыкая концы с бахромой ему под пиджак… А теперь уже Георгий Васильевич воспротивился, не позволил заботливо утеплить его, взмахнул просторным шарфом, как флагом… Да так и пошел, держа развевающееся полотнище в поднятой руке, точно знамя. Сияющий, счастливый человек…