– Насчет воздуха не знаю, может, если ляжем на пороге, получится дышать через щелочки…

– Лежа на пороге, мы от холода загнемся, – резонно рассудила сестра. – Иди сюда, тут стулья есть. Мягкие. Как раз две шту…

Скрип, хруст, звук падения, снова ругань.

– Так, стул у нас всего один. Но еще можно сидеть на столе. На нем даже спать можно, если свернуться калачиком…

Я покачала головой, не понимая, чего больше в том, как Натка принялась осваиваться в нашей тюрьме, – мужества или, наоборот, трусости. Сестре вообще-то свойственно закрывать глаза на серьезность ситуации, страшась ответственности за случившееся и до последнего затягивая с разрубанием какого-нибудь гордиева узла…

– Тебе стул или стол? У меня есть антибактериальные салфетки, сейчас я протру эту клеенку, – Натка продолжала хлопотливо вить нам гнездышко.

Я прошла к ней, села на стул и выключила свой мобильник. В режиме работы фонариком он очень быстро разрядится…

– Ну вот! Жестковато, конечно, но сидеть на твердом полезно для ягодиц, – Натка кое-как устроилась на столе. – Теперь можно спокойно все обдумать и обсудить…

Она замолчала. В тишине я отчетливо услышала легкий частый стук. Насторожившись, я с минуту слушала его, пока не поняла, что это Натка трясется – стол под ней колченогий.

Тогда я встала со стула, тоже пересела на стол, обхватила руками дрожащую младшую сестру, и так, в обнимку, мы сидели, беззвучно плача и в потемках не видя слез друг друга, пока у меня не заледенели ноги в тонких колготках. Тогда я сняла шарфик и замотала в него свои ступни, а Натка почти нормальным голосом сказала:

– У меня у сумке есть шоколадный батончик, хочешь?

Мы съели этот ее батончик, не столько насытившись – есть вообще-то еще и не хотелось, я, когда сильно нервничаю, теряю аппетит, – сколько приободрившись.

– План такой. Будем шуметь изо всех сил, ночью в районе тихо, может, нас кто-то услышит, – предложила я. – Ты ори, у тебя хорошо получается, а я буду палкой колотить, очень кстати ты стул разломала… Пять минут шумим – полчаса отдыхаем и снова шумим. Стой! – Я удержала слезающую со стола сестру. – У меня есть ватные диски, надо бы нам уши заткнуть, а то сами себя оглушим…

Шумели мы старательно и долго. Натка осипла, а я размочалила в труху все четыре ножки разломанного стула и ссадила о ребристую стену один из своих кулаков. Железо, протестующе гудя, стояло насмерть. Казалось, мы должны были разбудить целый микрорайон, но даже если кто-то и проснулся от отголосков производимого нами шума, то поинтересоваться, в чем дело, не пришел.

– Это потому что сейчас ночь, – сказала я сестре и самой себе в утешение, забыв, что Натка меня не слышит – у нее вата в ушах. – Люди боятся соваться на стройку в темноте, а утром кто-нибудь обязательно придет, вот увидишь…

Сами-то мы увидеть уже ничего не могли – оба мобильника-фонарика, используемые поочередно, полностью разрядились. То ли от переживаний, то ли от усталости, то ли действительно от нехватки кислорода кружилась голова и звенело в ушах. Натка нашла в темноте мою руку и требовательно подергала за рукав, я вынула из ушей заглушки и услышала: