– Что? – послушно повторила я, прекрасно понимая, что Никита пытается отвлечь меня от безрадостного дела, и позволяя ему это, потому что мне и самой очень хотелось отвлечься.

– Ягоды уже завяливаться начали, вот что! Как думаешь, они еще годятся на вино? Или не стоит и пытаться их давить, оставить так и насушить изюма? Это «Изабелла», она с косточками, но вкуснющая – м-м-м!

– А что рекомендует по этому поводу знатный специалист – твой сосед?

– Это Васек-то? – Говоров хмыкнул. – Ну, он знатный специалист в основном по части употребления алкоголя, причем весьма крепкого, экспертом по домашнему виноделию я бы его не назвал, вот самогонку он гонит отличную, это да…

Тут Никита замолк и чем-то хлюпнул, потом звякнул, и я насторожилась:

– Говоров! Ты там не спиваешься, нет?

– Нееееет, что ты! – снова вкрадчиво протянул Говоров, и на этот раз в его голосе в равных пропорциях смешались хитрость и веселье. – Брось, Лен, когда мне тут спиваться? Вчера я арматуру наверх поднимал, сегодня месил бетон и ставил направляющие на фронтоне, завтра куплю плиты ДСП и крепеж, начну обшивать… Или нет, сначала фанеру покрашу, потом уже поставлю…

Говоров начинает вдохновенно рассказывать о своих трудовых свершениях и планах, и я с удовольствием слушаю его, хотя у меня довольно смутное представление о строительных процессах, я даже слова не все понимаю…

Я как раз собиралась уточнить, что такое «циркулярка», не единожды упомянутая рассказчиком с большим одобрением, когда мне в ухо громко звякнуло – поступила эсэмэска.

Я отклеила телефон от головы, посмотрела на дисплей и перебила Говорова с его циркуляркой, чем бы она ни была:

– Никит, извини, у меня тут Таганцев…

– Что? Где? – голос в трубке заледенел.

– Ой, ну не в постели же! – неуклюже отшутилась я. – В трубке! Сообщение мне сейчас прислал: «Надо поговорить».

– Ну, поговорите, конечно, отчего же среди ночи не побеседовать с хорошим человеком, – покладисто согласился Говоров, но по голосу было слышно – он надулся.

– Я потом тебе перезвоню, – пообещала я и, не дожидаясь ответа, сменила собеседника.

Лейтенант Таганцев – человек на редкость здравомыслящий и при этом для опера удивительно деликатный, он не стал бы эсэмэсить мне в одиннадцатом часу вечера без серьезной причины. Я не забыла, что сама же просила его разузнать насчет соседнего недостроя, и встревожилась: что такое он мог разведать? Может, завтра мужики в спецовках не свет с водой нам отключат, а вообще атакуют дом бульдозерами?

– Костя, привет! – быстро произнесла я, торопясь выяснить причину позднего звонка. – Что-то случилось?

– Не исключено, – ответил Таганцев озабоченным голосом. – Ты, Елена Владимировна, с сестрой своей давно общалась? В курсе ее странных дел?

– Странных дел? – повторила я, ощущая побежавший между лопаток холодок.

Господи, что там Натка снова натворила? Сколько мы прожили без эксцессов, пару месяцев? Да, для нее это долго…

– Знаешь ее подругу, Галину Плетневу? – спросил Таганцев.

– Не помню такой, а что?

– А то, что Наталья наша Владимировна звякнула мне нынче в дикой тревоге за эту самую Плетневу. Она, мол, куда-то сгинула, может, ее убили вообще, нет ли чего такого в полицейских сводках…