– Хоть кто-то из нас двоих добился своего. Ты удивишься, Лисса, но я… я тобой горжусь. Ты умничка.

Я думала, что провалюсь на собеседовании. У меня включился режим балаболки (мамино выражение), и я трещала, не останавливаясь: что, мол, хочу писать про важные события, вроде исчезновения Мадлен Макканн или стрельбы в Виргинском политехе, и что колонка криминальных новостей куда важнее музыкальных обзоров, ведь на свободе разгуливает слишком много подонков. Под конец я уже ни на что не надеялась, однако редактор кивнул: «В нашем городе действительно есть с кем бороться».

Интересно, какой станет новая версия меня. Она будет носить строгие прически, работать в большом офисе, ходить на заседания городского совета и на судебные слушания, быстро писать стенограммы – я поклялась себе, что освою это искусство к Рождеству. Старая Алиса мне не очень нравилась – точнее, не старая, а юная, – но я уже успела к ней привыкнуть: она редко выползала из комнаты раньше десяти, до рассвета корпела над университетскими заданиями, читала в Сети дискуссии про Сильвию Плат, делала заметки на полях книг, любила аквариумы в барах на Бедфорд-плейс, поездки на выходные с хоккейным клубом и даже этого парня, который остался в прошлом. Грустно, что теперь ничего не будет. Ни утренних чаепитий на потрепанном диване, где мы обменивались телефонными фотографиями с бурной вечеринки, ни плавного перетекания (может, вот оно, слово дня?) в библиотеку, а оттуда домой в уютное кресло – смотреть «Остаться в живых» или «Сделку». Дни сплетались в недели, недели в месяцы – а потом, ба-бах, защита диплома!

– Ты без приглашения явился на семейный праздник. У тебя совесть есть?

– Не-а, – ответил Бен и улыбнулся. Меня сразу охватили воспоминания: как однажды он нарядился в супермена, как мы впервые нюхали кокаин, как гуляли по Парижу. Тогда все было просто – только лекции, вечеринки и радостное волнение, когда он позвал меня в путешествие, «никаких обязательств, только паспорт захвати». Потом перед глазами встала сцена на шестой платформе Ватерлоо.

«Ты меня бросаешь?» – недоверчиво спросил он.

«Ага».

«Шлюха!» – Бен развернулся и ушел.

Даже воспоминание об оскорблении вызвало вспышку гнева; но с тех пор прошло уже шесть месяцев, и жизнь не стояла на месте.

– Кажется, я поняла, что с тобой не так.

– Отчего я такой неотразимый?

– Отчего ты такой несносный. – Я чувствовала себя, как дедуля в хороший день. Все вокруг казалось простым и понятным. – Живешь одним мгновением и не думаешь о будущем. Постоянно стремишься к удовольствиям, как маленький ребенок, как животное.

– Ты уж выбери.

– Что выбрать?

– Сравнение. Либо ребенок, либо животное – сразу на обоих быть похожим не получится.

– Не цепляйся к словам.

– Давай найдем среднее арифметическое, а? Скажем, я какой-нибудь звериный детеныш?.. Твою мать, Лисса, перестань читать мораль, хоть ненадолго! Я ведь просто пришел поздравить тебя с днем рождения.

Такой уж он человек. Ни с того ни с сего примчался из Саутгемптона в Корби. Можно легко представить, как Бен будет годами жить в той дыре на студенческом кампусе. Его беззаботность скоро станет постыдной, жалкой. Рано или поздно бедняге придется перебраться в Лондон к родителям: огромный особняк в георгианском стиле, под потолком просторного холла – канделябр с блестящими подвесками, похожими на сотню хрустальных сережек. Я знала, что моя оценка соответствует истине, но чувствовала себя усталой старухой, и мне это не очень-то нравилось.