– Теперь пусть приходят, пусть попробуют...

В семи милях от Переяслава Гуляй-День остановился в маленьком хуторе напоить коня. Только спрыгнул на землю – какой-то казак в синем жупане, опередив его, взял ведро и подставил своему коню.

– Э, ты больно проворен, друг, – недовольно сказал Гуляй-День.

– А ты бы попроворнее был, – неприязненно ответил казак.

Он повернул свое лицо к Гуляй-Дню, и в ту же минуту казаки, стоявшие кругом, от удивления взялись за бока.

Поглядев на Гуляй-Дня, казак в синем жупане выпустил ведро из рук и кинулся к нему. Обнимаясь и целуясь, только повторяли:

– Галайда!

– Гуляй-День!

И снова:

– Гуляй-День!

– Галайда!

...Дальше уже ехали вместе. Не опомнились за разговором, как перед глазами засверкали на солнце золотые купола собора Успения. То был Переяслав.

...В декабре, дня тридцать первого, великое посольство русское приближалось к Переяславу.

Полковник Иван Золотаренко, как было приказано гетманом в Чигирине, ожидал великое посольство в пяти верстах от города. За его спиной, в нескольких шагах, стояли полковник Павло Тетеря и десять сотников Переяславского полка, полковой бунчужный и полковой хорунжий, а дальше стройными рядами шесть сотен казаков на белых конях.

Резкий ветер колыхал знамена, и на древках трепетали красные, синие, зеленые значки. Солнце золотило сабли и пики. Смирно стояли всадники. Ни слова, ни шепота, только ветер разгуливал легкомысленно и дерзко, кружил над головой полковника бунчук и отгибал назад полы красного кунтуша. Иван Золотаренко пристально глядел на север, откуда должно было вот-вот показаться великое посольство. Обветренное, багровое лицо полковника застыло в торжественном молчании. Легкий иней ложился на брови и на усы.

Но вот показались первые всадники, а за ними и кареты послов.

Золотаренко спешился, спешились и сотники. Четким, ровным шагом пошли они навстречу послам. Заиграли сто трубачей, ударили в тулумбасы. Кареты остановились, из них вышли великие послы. Боярин Бутурлин в высокой собольей шапке и шитой золотом ферязи шел впереди. За ним – окольничий Алферов, за Алферовым – думный дьяк Лопухин, начальник московских стрельцов Матвеев. Позади стольники, дворяне.

– Пан великий посол, – начал громким голосом Золотаренко, и ветер подхватил и понес по полю слова полковника. – Именем гетмана, именем Войска Запорожского, именем народа края нашего приветствую тебя, желаю здоровья и благословляю ту святую минуту, когда ты, великий посол, и вы, паны послы, братья наши по вере и крови, ступили на землю нашу, щедро политую кровью сынов ее, братьев наших. Не щадя живота своего, бились мы много десятилетий за вольности свои и под булавой гетмана Богдана Хмельницкого ныне осуществляем наивысшее желание свое – стать плечо к плечу с вами, на веки вечные под рукою царя московского, преславного владыки многих царств, воеводств, княжеств и прочих земель, государя Алексея Михайловича, вечная ему слава!

Бутурлин и послы со вниманием выслушали Ивана Золотаренка. Бутурлин низко поклонился, и полковник, сотники и казаки, которые приблизились к посольскому поезду, услыхали басовитый голос боярина: