– Простите меня, госпожа, – пробормотал он. – Я принял вас за… – Он запнулся, и Минтака милостиво улыбнулась.

– Конечно, ты прощен. Передашь от нас весточку сотнику Пренну? – Она протянула скатанный в трубку папирус.

Сержант немного поколебался, прежде чем взял его.

– Сожалею, но должен просить вас подождать здесь, пока я не получу от него указания.

Он очень скоро прибежал назад.

– Моя госпожа! Очень жаль, что заставил вас ждать. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он повел их к шатру из цветного полотна в центре лагеря, и там последовала новая короткая задержка, пока он шептал что-то младшему стражнику, отвечающему за вход. Затем их провели в шатер. Внутри он был скудно обставлен, пол покрыт шкурами животных – сернобыков, зебр и леопардов. На них, скрестив ноги, сидел человек, вокруг него были рассыпаны карты и свитки папируса, а на деревянном блюде у него на коленях лежало жаренное на костре мясо на ребрах и кусок хлеба из дурры. Он взглянул на вошедших девушек. Лицо у него было худое, щеки ввалились, и даже ленты в его бороде не могли скрыть того, что она больше седая, чем черная. Кожаная повязка закрывала один глаз. Он хмуро смотрел на них.

– Дядя Тонка! – Минтака шагнула на свет лампы и скинула свою накидку. Человек медленно поднялся и уставился на нее. Затем внезапно усмехнулся, и его единственный глаз блеснул.

– Не думал, что такое возможно! – Он обнял ее и поднял в воздух. – Я слышал, ты покинула нас и перешла к врагу.

Когда он снова поставил Минтаку и она немного оправилась от этой демонстрации любви, она выдохнула:

– Я приехала, чтобы поговорить с тобой как раз об этом, дядя Тонка.

– Кто это с тобой? – Он поглядел на Мерикару, затем мигнул здоровым глазом. – Клянусь грязным дыханием Сета, я знаю вас.

– Это принцесса Мерикара, – сказала ему Минтака.

– Сбежавшая жена Нага. Он будет рад получить вас обратно. – Пренн хохотнул. – Вы обе ели? – Затем, не ожидая ответа, он крикнул своим слугам, чтобы принесли еще мяса, хлеба и вина. Обе девушки вновь закрыли лица, когда слуги подавали им пищу, но как только они ушли, Минтака подсела к Пренну со стороны его хорошо слышащего уха и понизила голос, так чтобы их нельзя было подслушать за стенами шатра.

Он слушал молча, но выражение его лица изменилось, едва она подробно описала ему события той ужасной ночи, когда ее отец и все братья погибли в горящей галере на реке у Баласфуры. Минтаке показалось, что она увидела блеск слезы в уголке его глаза, когда она продолжила, но она знала, что сотник Красных не мог проявить такую слабость. Пренн отвернулся, а когда поглядел на нее снова, слеза исчезла и она поняла, что ошиблась.

Когда наконец она закончила говорить, Пренн сказал просто:

– Я любил твоего отца, почти так же, как люблю тебя, маленький сверчок, но то, что ты предлагаешь, – измена. – Он некоторое время молчал, затем вздохнул. – Мне нужно обдумать все это. Но сейчас вы не можете вернуться туда, откуда прибыли. Это слишком опасно. Вам придется остаться под моей защитой, обеим, пока это дело не разрешится.

Когда они стали возражать, он отрубил.