Пальцы дрожали, я коснулся самыми кончиками кольца, ничего не случилось, током не шарахнуло, даже электрическая искра не пробежала по телу. Слегка ковырнул ногтем, кольцо как кольцо. Сдвинулось, но это значит лишь, что не приклеено и не весит тонну.

Ребенок вился вокруг, как будто целая стая светящейся мошкары, хотя, на мой взгляд, с одной точки рассматривать удобнее, но просто не сидится, шило в заднице, зато свет дает со всех сторон, высвечивает все и, когда я наконец решился и надел на палец, тут же сел на ноготь и свесил ножки.

– Устал? – спросил я сочувствующе. – Смотри, а то вдруг ка-а-а-ак рванет! Или стрельнет.

Он удивился:

– Чем стрельнет?

– Откуда я знаю, – ответил я угрюмо. – Боевым лазером, например. Прямо тебе в задницу…

Он вспорхнул, поверил, хороший у меня ребенок, доверчивый, но учится чересчур быстро, беда с ним будет, не уследю, попорхал, но ничего не происходило, я, как баран, смотрел на окольцованный палец, камешки самые простые, даже уникальная драгоценность сомнительна, а если и драгоценные, то все равно мелковаты. Металл тоже не выглядит чем-то необыкновенным, сто двадцатым элементом, обычное железо, разве что с какими-то примесями.

Ребенку надоело сидеть без дела, дети и собаки не могут долго сосредотачиваться на чем-то одном, пропищал над ухом:

– Все, я полетел обратно!.. А то мама будет волноваться.

– Лети, – ответил я рассеянно. Спохватился, сказал доброжелательно: – Скажи маме, что ты молодец. Я твоими успехами очень доволен.

– Скажу! – раздался удаляющийся писк. – Все перескажу…

Назад я тащился, нащупывая дорогу то на ощупь, рано чадо отпустил, то нес, прижимая к пузу коптящий, как подбитый самолет вермахта, светильник. Наверх, казалось, добирался всю ночь, ступеньки забодали, как лента Мебиуса, пришел к себе чуть ли не под утро, завалился в постель, а утром, разлепив глаза, не сразу понял, почему я весь в паутине, как заботливо упакованная пауком на черный день жирная осенняя муха.

На пальце колечко, сиротливое такое, обыденное, единственное подтверждение, кроме паутины, что не во сне бродил по закромам феодала. На всякий случай я попробовал тереть, как Аладдин лампу, дул на ободок, пытался в отражении увидеть будущее, так вроде бы гадают ясновидящие, даже лизнул, в детстве проверял, заряжены ли батарейки, но за язык не пощипало, даже не примерз, как на морозе, никакой реакции, абсолютно нейтральные камешки, нейтральный металл.

Дверь приоткрылась, я вспомнил, что во сне уже слышал этот скрип, заглянула лохматая голова, голос спросил робко:

– Завтрак подавать?

– Да, – сказал я. – А что, без меня так и останетесь голодные?

Он ответил испуганно:

– Но как же за стол без вас?

– Ах да, я же отец народа… Распорядись, чтобы подали сразу горячее, а я пока умоюсь, привычки у меня такие вот дикие.

За столом в ожидании сидели Сигизмунд, Зигфрид, Гунтер с Ульманом и Марк, который сенешаль. Едва я вошел, все начали переглядываться, пошли ухмылочки, я сказал предостерегающе:

– Не надо про красные глаза и поцарапанную спину!.. Я же признался честно, как на исповеди, у меня причуда такая: всю ночь не сплю, спину себе царапаю… В следующий раз не ждите, а то суп остынет.