Лицо Густеля посинело. Дыхание становится прерывистым, кровяное давление резко падает, пульс скачет. Считанные секунды играют решающую роль. Едва закрепив последний стежок, я тут же снимаю с артерии верхний зажим. Сосуд заполняется кровью. Затем удаляется нижняя петля. Теперь кровь устремляется через огромную безымянную артерию в сонную и подключичную артерии, давление повышается, сосуды напрягаются, артериальный шов выдерживает, он не расходится. Густелю становится лучше. Мы вздыхаем с облегчением.

Дальнейшее лечение не представляет никаких сложностей. Только левую грудную полость после сшивания раны нам приходится дренировать, так как внутрь проник воздух. Затем операция завершается.

В изнеможении я отхожу от операционного стола. Все радуются удачному исходу операции. Начальник даже открывает бутылку шампанского. Он пьет за спасение нашего Густеля. Но я категорически отказываюсь, ведь Густель еще не спасен. Его жизнь по-прежнему висит на волоске. Никто не может сказать, по какой причине он дважды терял сознание.

Уже после полудня начинают сбываться мои мрачные предчувствия. Густель не просыпается ни утром, ни после обеда. Несмотря на очень легкий наркоз, он все еще без сознания. Мы никак не можем найти этому объяснения, поскольку правая сонная артерия выше места наложения шва пульсирует очень интенсивно, приток крови к мозгу абсолютно не затруднен. В конечном итоге все указывает на повреждение головного мозга. Начинаются параличи.

Ночью меня будят. Я со всех ног бегу на другой берег Шелони, мучаясь от неопределенности. Слишком поздно! Когда я подхожу к его постели, он умирает прямо на моих глазах.

Непостижимо! Я отчаянно пытаюсь ответить на вопрос: что же произошло? Повреждение мозга? Нужно знать точно.

Утром Шмидт сначала открывает операционную рану, проверяя мой шов в месте разветвления безымянной артерии. Он держался безупречно, в сонной артерии тоже все в порядке, нет никаких тромбов. Тут кроется какая-то тайна. Теперь Шмидт поднимает огромную вялую вену, проходящую поперек больших артерий, разрезает ее и раздвигает концы вены в стороны. Внезапно он вздрагивает и смотрит на меня. Мне передается его душевное волнение. Он обнаружил патологию сосудов, которую не заметили мы. Теперь ее можно увидеть.

Вопреки всем анатомическим закономерностям, не только правая, но обе сонные артерии, питающие головной мозг, у Густеля выходят из одной общей безымянной артерии. Так вот чем объясняется ее огромный размер, удививший меня с самого начала.

– Значит, закручивая петли, мы два раза полностью перекрывали приток крови к головному мозгу! – с ужасом восклицаю я.

– Да, так оно и было, – подтверждает Шмидт, – это злой рок!

Тридцать восемь раз, применяя новый метод, я успешно оперировал такие опасные ранения, как повреждение подключичной артерии, двадцать раз – ранения сонной артерии. А вот спасти моего Густеля не сумел.

В последнее время с фронта приходят хорошие вести.

6 мая удалось освободить Холм. Гарнизон находился в окружении сто дней.

На линии фронта в районе Волхова разгорелись тяжелые бои. К северу от Ильмень-озера наши войска смогли блокировать глубокое вклинение противника, русские оказались в окружении.