При этих словах она глянула на Труханова и усмехнулась. В её улыбке было столько презрения, что Евгений невольно поёжился. Ему вообще сделалось как — то не по себе. И он вздрогнул, приняв наконец вернувшуюся с подносом в руках Галю, за медсестру, которая непременно должна была сделать ему какой — нибудь вредный укол. Он невольно заёрзал в супер удобном кресле. Но запах хорошего кофе вернул его в реальность.

— Про их семью могу сказать, что люди они были не простые, закрытые для общения и отношения между ними были сложные.

Ни нотки сожаления не прозвучало в голосе Людмилы Григорьевны при воспоминании об усопших родственниках мужа, оставивших Лаврищевым немалое наследство.

— Одно лишь то, что свою сноху Ларису они довели до психушки, не характеризует их с хорошей стороны. Потом конечно лечили, и в лучшей клинике на Рублёвке тоже. Впрочем, в их кругу так принято.

Лаврищева настаивала на том, что Евгений должен ей безоговорочно верить, не требуя никаких доказательств. И явно давала понять, что он должен делать.

— О Дмитрии Антоновиче, как специалист могу сказать, что предсказуемых людей вообще мало. Человек по натуре имеет много слабостей и порой обстоятельства решают всё. А их то мы, как я понимаю, не знаем.

— А почему Темникова Лариса ничего не унаследовала? — всё же решился перебить Лаврищеву Евгений.

— Вы что же меня подозреваете? — Людмила Григорьевна снова прищурила свои красивые, эффектно подчёркнутые косметикой, глаза. — Вместо того, чтобы вести следствие, вы дёргаете родственников и без того недавно переживших страшную семейную трагедию.

От повисшей в воздухе гостиной напряжённости, по спине Евгения прошёл холодок.

— Вы уж простите мне мои дурные манеры, но это моя обязанность! — резко ответил Труханов, глубоко неприятной ему даме. Но у него не было улик против неё и он решил сменить тон: — Подозрения, уложенные в рамки уголовного закона, являются только следственными действиями. Кроме того я занимаюсь не следствием, а оперативным розыском преступника. А само следствие ведёт прокуратура.

— Ещё и прокуратура! — Лаврищева была оскорблена до глубины своей бездонной души. Если, конечно, такая у неё имелась.

— Потому, что Ларису признали недееспособной! — резко объяснилась Лаврищева с этим надоедливым «мусором», при этом занервничав, словно ей наступили на мозоль.

— В вашей клинике естественно? — съязвил Евгений, проглотив окончание мысли — «не без вашего участия!»

Людмила Григорьевна встала, не желая дальше общаться с Трухановым и, не прощаясь, покинула кресло, оставив в гостиной Труханова, кофе и Галю. В дверях она обернулась, бросила на Евгения яростный взгляд.

— А вы знаете, что после представления своей пьесы «Свадьба Фигаро» Бомарше был арестован и посажен в тюрьму за то, что имел наглость надсмехаться над высшим сословием, — не без яду спросила она. — Людовик XVI был тогда занят игрой в карты и написал приказ об аресте Бомарше прямо на семёрке пик!

Глядя в глаза Труханову, Лаврищева выдавила из себя холодную улыбку змеи и удалилась. Сейчас она была сама собой.