Однако нарушение авторитарного равновесия не всегда влечет за собой демократизацию: в период после Второй мировой войны и до конца 2000‐х годов примерно в 70% случаев крушение авторитарных режимов оборачивалось сменой одного авторитаризма другим162. Если новые конфликты внутри элит будут разрешаться по принципу «игры с нулевой суммой», все тот же сценарий «повелителя мух» будет воспроизводиться снова, – и именно такой сценарий может ждать страны постсоветской Евразии. Однако важно учитывать исходный контекст 1990‐х, когда на подобный характер разрешения внутриэлитных конфликтов в России, Беларуси или Азербайджане сильно влияли последствия распада СССР: ослабление законности и порядка, межэтнические конфликты, глубокая и затяжная рецессия в экономике. В какой-то степени возникновение постсоветских авторитарных режимов было побочным эффектом неудачных попыток демократизации СССР при Михаиле Горбачеве, а затем России при Борисе Ельцине163. Однако возникновение аналогичной комбинации факторов сразу в нескольких странах региона несколько десятилетий спустя, из‐за которого они могли бы «наступить на те же грабли», крайне маловероятно.

У ученых нет «волшебной палочки» для создания новой, всеобъемлющей динамической модели, которая в гораздо большей степени учитывает роль акторов и которая позволила бы объяснить и тем более спрогнозировать смену политических режимов в постсоветской Евразии и других регионах. Однако некоторые из уже выявленных «подсказок», несомненно, будут полезны. Прежде всего речь идет о радикальной смене оптики при анализе политических режимов с нормативной на позитивную, что позволит научному сообществу преодолеть манихейскую дихотомию «демократия против авторитаризма» и отказаться от представлений о политическом процессе в постсоветской Евразии по образцу голливудского блокбастера или фильма-нуар. Политиков не следует воспринимать как «хороших» или «плохих» парней: скорее, это эгоистичные конъюнктурщики, стремящиеся к максимизации власти и ведущие себя оппортунистически. В зависимости от обстоятельств они могут сделать выбор в пользу демократии или авторитаризма, но не из‐за идейной приверженности одной из этих систем (как зачастую полагают ученые)164, а из‐за ожиданий, связанных с калькуляцией издержек и выгод того или иного выбора. Более того, со временем некоторые постсоветские политики переходят в другой лагерь и, таким образом, участвуют как в построении авторитарного режима, так и в его демонтаже. Наглядным примером в этом отношении может служить поведение Петра Порошенко. Этот богач-олигарх перед «оранжевой революцией» 2004 года примкнул к «выигрышной коалиции», сформировавшейся вокруг Виктора Ющенко, затем переметнулся на другую сторону и занимал пост министра в правительстве времен Виктора Януковича, но в 2013–2014 годах стал основным спонсором Евромайдана и в конечном итоге главным бенефициарием этих протестов: в мае 2014‐го он был избран президентом Украины. Неудивительно, что на посту президента у Порошенко не было особых стимулов для проведения столь необходимых Украине политических и экономических реформ