Когда коммунизм переживал окончательный коллапс в странах Восточной Европы и бывшем СССР, с 1989 по 1991 год, настроение граждан этих стран составляло смесь отчаяния и надежды. Экономическая ситуация была отчаянно тяжелой. Но крах старого режима порождал надежды на быстрое достижение жизненного уровня, сравнимого с тем, что существовал к западу от границ советского блока. Поскольку экономический кризис был порожден коммунизмом, многие полагали, что его крушение положит кризису конец. В политическом же плане западная демократия выглядела самой сутью «модерна», и потому очень многие рассчитывали, что на востоке достаточно быстро усвоят и утвердят эту систему.

Большие надежды сменились еще большими разочарованиями. Транзит оказался куда труднее, чем ожидалось. Что ставит перед нами вопрос: насколько разумными были эти первоначальные ожидания? Для ответа на который, в свою очередь, необходимо вновь проанализировать как особенности самой стартовой точки транзита, так и последующие изменения.

Следует прежде всего вспомнить, насколько серьезным был системный кризис, с которым страны Восточного блока столкнулись к началу 1990‐х. Во многих из них искусственно заниженные фиксированные цены и чрезмерная эмиссия денег в предыдущие несколько лет обернулись острым дефицитом потребительских товаров, а порой и продуктов питания. Во многих государствах образовался непосильный бюджетный дефицит, зачастую сочетавшийся с высоким уровнем внешней задолженности. Темпы роста во всех странах снижались, а в некоторых уже и сменились спадом. Дезинтеграция прежней системы СЭВ привела к разрушению торговых связей. Все эти факты создали беспрецедентную и чрезвычайную ситуацию182.

Помимо острого кризиса, экономики этих стран страдали от глубоких искажений, вызванных десятилетиями существования планового хозяйства. В большинстве из них образовались непомерно крупные промышленный и аграрный сектора и слишком маленький для их уровня развития сектор услуг. Госсектор был необычайно велик, а частное предпринимательство допускалось в весьма скромных масштабах. В более крупных государствах география народнохозяйственной деятельности отражала скорее фантазии плановиков, нежели экономическую логику. Так, в России промышленные предприятия Урала, Сибири и Дальнего Востока располагались в регионах с суровым климатом, за тысячи миль от их рынков сбыта. Как отмечал один из бывших руководителей общенациональной российской энергокомпании, дешевле было бы вывезти всех людей из большинства сибирских и дальневосточных городов, чем пытаться провести реструктуризацию системы снабжения их энергией и электричеством183.

Политическое руководство посткоммунистических государств столкнулось с тремя насущными вызовами: необходимо было погасить кризис, реструктурировать экономику и провести реинтеграцию с внешним миром. Многие, кроме того, надеялись, что их странам удастся относительно легко решить и четвертую задачу – «догнать» Запад. И каковы же результаты?

Если коротко, кризис был преодолен, хотя это заняло намного больше времени, чем ожидалось. Большинство стран бывшего коммунистического блока довольно быстро интегрировались в мировую экономику, резко переориентировав свои торговые потоки на Запад. Реструктуризация экономики тоже была проведена, но под влиянием скорее неумолимой логики мировых рынков, нежели решений государственных лидеров. После затяжного кризиса в большинстве постсоциалистических экономик начался существенный рост. А многим странам в период мирового бума 2000–2008 годов удалось провести радикальную модернизацию – взять на вооружение новые информационные технологии и культуру потребления. В то же время задача «догнать Запад» оказалась нереалистичной мечтой.