Правда, в части новых государств кризис оказался настолько силен, а пришедшие к власти политики настолько неумелы в делах госуправления, что их потребовалось срочно менять. Именно этим был вызван реванш бывшей советской номенклатуры в новых государствах, где первоначально к власти пришли «национал-демократы» с диссидентским или квазидиссидентским бэкграундом. В течение двух-трех лет они были сметены со своих постов «умеренной» оппозицией во главе с – в значительной части случаев – бывшими секретарями республиканских ЦК (Азербайджан, Белоруссия, Грузия, Литва, Молдова, Таджикистан).

Разумеется, процесс встраивания меньшинств в нормативный порядок нового государства шел неравномерно в разных государствах и в целом разделялся на два тренда. В рамках одного желание переварить, ассимилировать, абсорбировать или изгнать меньшинства было столь сильным, что сторонники «единства нации» намеревались сделать это немедленно и могли это реализовать, поскольку составляли большинство. Это были те же семь республик, твердо заявивших в 1990–1991 годах о пути к независимости, а также Казахстан и Туркменистан – с середины 1990‐х. В рамках другого тренда предполагалось медленное, но неуклонное «переваривание» этнических и языковых меньшинств в рамках систематически развиваемых образовательных программ и постепенного замещения на государственных должностях тех, кто не желал ассимилироваться (Украина, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан)472.

В соответствии с данными целями национальные правительства попытались вернуть контроль над автономиями и другими территориями, контролируемыми национальными движениями меньшинств. Для этого использовался широкий спектр мер: от переговоров, в рамках которых требования меньшинств были частично удовлетворены (например, для гагаузского меньшинства в Молдове со столицей в городе Комрат или для населения Крыма, которое в итоге получило автономный статус), до использования полицейских подразделений и прямой войны с населением региона.

Национализм сыграл важную роль в распаде СССР, образовании и институционализации новых независимых государств, но никогда не был решающим фактором в этих процессах. Будучи идеей формулируемой и пропагандируемой прежде всего в среде локальных элит, он имел весьма ограниченную поддержку в «народе», что не исключало отдельных кейсов и локусов, где он по историческим причинам носил массовый характер (депортированные народы, приграничные районы и области).

Как для позднесоветского СССР (1965–1985), так и для перестроечного периода национализм представлял решаемую – при наличии политической воли союзной элиты – проблему, которая распадалась на ряд кейсов локального характера, включая нелояльность основной (но далеко не всей) массы населения семи периферийных и малозначительных по своему человеческому и экономическому потенциалу республик (три балтийские, три южнокавказские и Молдавия). Потенциально возможным и довольно простым решением проблема национализма отличалась от экономических и социально-экономических проблем, которые союзное руководство не могло решить даже при наличии политической воли