Одна индийская притча рассказывает, как раджа, пытаясь найти вора, укравшего драгоценный камень, дал подозреваемым глину и приказал вылепить копию камня. У горшечника камень оказался похожим на горшок, у точильщика ножей — на точильный камень и только у вора, который камень видел, получилась его глиняная копия. У каждого автора получается свое Будущее, образ которого зависит от образованности и внутренней культуры самого автора. Поэтому, если говорить серьезно, футурологические модели будущего, созданные писателем, могут выполнять лишь функцию декораций, в которых живут и действуют герои повествования. При этом автор в качестве прообраза героя всегда берет современного ему человека. Другого он просто не знает. Следовательно, Будущее, изображаемое писателем, будет «адаптировано» к герою — в противном случае мы увидим еще одну ходячую декларативную фигуру, изрекающую прописные истины и действующую на фоне картонных выстроек, которые в зависимости от замысла автора могут быть лакированно-праздничными или грозно-опасными. Писатель, если он наделен воображением, скорее, создает идеал или предупреждение, нежели футурологическую модель.

От описываемого будущего разительно отличается будущее моделируемое. Прогностические модели, описывающие возможное будущее, создаются в рамках социологии учеными. При этом учитываются величины, незаметные рядовому гражданину, но имеющие значение для правильного расчета модели. Возможно, что за этими скучными и оттого многим недоступными построениями кроется истина. Для того чтобы получить действительно достоверный вариант, социологи используют все исследовательские методы. В противном случае модель получится кособокой или похожей на плохой фантастический роман.

Но что самое интересное — оба варианта имеют чисто прикладное значение. Будущее приходит само. Чаще всего оно зависит от случайностей, которые впоследствии называют закономерностями. Значительно меньше оно зависит от человеческих фантазий. Угадать его отдельную деталь — все равно что дать название ископаемому зубу, найденному в отложениях триасового периода.

Реалистичность важна при описании любого объекта, процесса и т. д., будь то космический полет или диалог в пивной, авторучка или общественная система.

Это — нормальный, правильный ответ, который дадут девять авторов из десяти. В то же время большинство этого правила не придерживается. И я его не придерживаюсь тоже, хотя сказать, что я намеренно его нарушаю, нельзя. Все дело в отношении к футурологическим моделям. Для меня это именно декорация, существующая на правах обычной детали: она проявляется в тот момент, когда герой с ней взаимодействует, и «возвращается в тень», когда выпадает из поля зрения героя. Разумеется, в краткий миг своего бытия деталь должна стремиться к максимальному правдоподобию. Это относится ко всему: и к еде, и к одежде, и к транспортным средствам, и к социальным конструкциям. Однако ботинок или картофельное пюре не могут обладать самоценностью. Не обладает самоценностью и социальная конструкция. Она служит лишь приложением к герою, его Поиску и его Пути. Любая «выдуманная среда» меня интересует постольку, поскольку она помогает обострить взаимоотношения между героем и Миром, а порой и довести эти отношения до абсурда. Роман же, написанный исключительно ради изображения некоей, пусть и невероятно оригинальной общественной системы, никогда не вызовет во мне эмоционального отклика. Для меня он в лучшем случае останется атласом, путеводителем — пусть и красочным.