Но я почему-то продолжаю подыгрывать мальчишке.

Может, чтобы потом, когда Островский придет исполнять «супружеский долг», я нашла отдушину хотя бы в осознании того, что в этой постели грязно и грубо поимели не только меня, но и его самого.

— Не уверена, что ты в курсе, но тоже не красавец, — огрызаюсь в ответ на его обзывательства.

— Мужчина и не должен быть красивым, — не прошибить его. — Достаточно харизмы и энергетики. Женщины липнут не к красавчикам, это распространенное заблуждение. Женщин привлекает придурь. В любом ее виде. Поэтому многие известные маньяки пользовались большой популярностью у противоположного пола.

Даже не хочу спрашивать, откуда в его голове весь этот мусор.

— Рэйн… Почему тебя так зовут?

Впервые за время нашего общения, я замечаю на лице рыжего что-то вроде тени раздражения. Как будто пятью словами всколыхнула что-то очень личное, недоступное для всего мира, но внезапно выплывшее на поверхность.

— Вообще-то я Роман, — скалится он, пытаясь скрыть этот приступ, но я все равно уже видела все, что нужно. — Мать… Она так придумала. Сказала, что в честь строки какой-то очень грустной песни.

— И где она теперь?

Рэйн очень резко отставляет в сторону поднос.

Чашка вот-вот опрокинется.

Мне приходится подскочить ближе, чтобы успеть ее схватить, и в этот момент мальчишка хватает меня за запястье.

Чашка падает, остатки чая растекаются по деревянному подносу и красивому белому полотенцу для рук.

Одним рывком Рэйн втягивает меня в постель.

Я падаю прямо на него, хоть стараюсь, насколько это возможно отстраниться и удержать вес на одной руке.

Его губы снова слишком близко.

Рядом, как тогда, в ночь перед свадьбой.

На них еще есть следы ударов, в левом нижнем уголке — зажившая, но еще хорошо видимая царапина.

Рыжая челка даже в таком положении все равно прикрывает глаза, и голубой лед выглядывает из-за рваных клиньев, словно страшное проклятие. Хочется произнести волшебное слово и исчезнуть, оказаться максимально далеко от этого Дьявола, чтобы не чувствовать… то, чего я чувствовать не должна.

— Хочешь узнать маленькие грязные тайны семейки уродов, да, страшилка? — Рэйн зло скалит зубы, становясь похожим на дикую собаку, готовую разожрать любого даже просто за взгляд в сторону ее кости. — Хочешь покопаться во всем этом дерьме?

— Отпусти меня, — пытаюсь вырваться я.

Он не огромный широкоплечий качок.

Он даже не выглядит здоровым и крепким.

Скорее жилистым, выточенным словно из кости.

Но когда Рэйн в одно движение переворачивается, подминая меня под себя и молниеносно фиксируя мои руки на подушках, я понимаю, что ни за что не вырвусь. И что даже если заору и в комнату ворвутся охранники Островского, они оторвут от меня мальчишку только если вырубят его парой тяжелых ударов.

— Ну как, страшилка. — Рыжий Дьявол наклоняется к моему лицу, тянет носом запах под ухом. — Уверена, что хочешь, чтобы я тебя отпустил, или, может, займемся чем-нибудь более интересным?

— Больной, — отворачиваюсь от него, но понимаю, что только ухудшаю ситуацию, потому что теперь он дышит мне в шею.