Почти вся деревня была наутро возле амбара. Бабушка появилась там с небольшой повозкой. В повозке была овца и ее новорожденный ягненок. Бабушка закрыла их в амбаре.

Привели собаку. Она сильно нервничала и злилась, потому что просидела ночь на цепи в хлеву, и пыталась наброситься на мужчин, которые держали ее на двух ременных сворках. Она была очень космата и клыкаста.

Приехал Барон с бейлифом. Бабушка Болит кивнула им и отворила дверь амбара.

— Миссис Болит, вы пускаете собаку в амбар с маткой и ягненком? — спросил бейлиф. — Хотите, чтобы пес подавился до смерти?

Особо много смеха не послышалось в ответ. Бейлифа не очень-то любили.

— Посмотрим, — сказала Бабушка.

Мужчины подтащили пса к амбару, впихнули внутрь и единым духом захлопнули дверь. Все кинулись к маленьким окошкам.

Внутри заблеял ягненок, зарычала собака, потом раздался голос овцы. Но не обычный овечий голос. В нем была натянутая струна.

Что-то ударило в дверь изнутри так, что та заходила ходуном. В амбаре взвыла собака.

Бабушка Болит подняла Тиффани к окошку.

Дрожащий пес пытался встать на ноги, но не успел: на него снова налетела овца, семьдесят фунтов ярости так и врезались, как стенобитный таран.

Бабушка опустила Тиффани на землю и раскурила трубку. Мирно попыхивала, пока у нее за спиной каменный амбар весь трясся и оттуда летел собачий визг и вой.

Через пару минут она кивнула мужчинам. Те отперли дверь.

Пес выскочил оттуда на трех лапах, но не смог пробежать и нескольких футов, как овца кинулась из дверей следом и боднула его так, что он покатился по земле.

Он остался лежать. Может, понял, что ему будет за попытку встать.

Бабушка Болит кивнула людям, они схватили овцу и затащили обратно в амбар.

Барон смотрел, и рот у него был открыт.

— Он в прошлом году взял медведя! Что вы с ним сделали?

— Он поправится, — сказала Бабушка Болит вместо ответа на вопрос. — У него сильно побита только гордость. Но на овцу он больше и глаз не подымет, за это дам палец. — Она лизнула большой палец на правой руке и подняла вверх.

Секунду помедлив, Барон тоже лизнул свой большой палец, подошел и прижал к Бабушкиному. Все знали, что это значит. На Мелу договор, заключенный на больших пальцах, нерушим.

— Ради тебя, по твоему слову, был нарушен закон, — сказала Бабушка Болит. — Будешь держать это в памяти, когда сам станешь творить суд? Будешь помнить нынешний день? У тебя на то еще найдется повод.

Барон кивнул ей.

— Пойдет, — сказала она, и тогда их большие пальцы разомкнулись.

На другой день Бабушка Болит все-таки получила от Барона золото. Это была золотистая фольга на обертке унции «Бравого Морехода» — зверский дешевый табак, что Бабушка всегда курила и не признавала другого. Впадала в скверное расположение духа, если бродячие торговцы долгонько не появлялись и табачный запас у нее выходил. Бабушку Болит было не подкупить за все золото в мире, но унция «Бравого Морехода» гарантированно могла привлечь ее внимание.

После того случая жизнь идти стала легче, бейлиф себя вел чуточку терпеливее, когда кто-то задерживался с арендной платой, Барон стал чуточку вежливее, и отец Тиффани как-то вечером сказал после пары пива, что Барону дали взглянуть, какова разъяренная овца, и придет еще день, когда многое переменится, и мать Тиффани шикнула — не надо таких речей, мало ли кто услышит.