Я смотрю то на него, то на командира.
На корни и на шипы.
Только когда король подходит к своим стражникам, я понимаю, что до сих пор стою. Я падаю на трон, но он несущественен, поскольку этот ублюдок решительно поднимается на помост и останавливается прямо напротив меня.
Мои солдаты замирают, а вот его расслаблены, вовсе не встревожены. Я же киплю от ярости.
Вместо того чтобы смотреть на него сверху вниз, я делаю все в точности наоборот.
На меня давят зеленые глаза и болезненно-серая бледность – каким-то образом Ревингер стал прообразом силы.
– Царь Мидас, я бы сказал, какое удовольствие с вами встретиться, если бы хотел солгать, но, похоже, меня это сегодня не волнует.
Я снова встаю, чтобы не пришлось смотреть вверх, но мой поступок вызывает у этого мерзавца ухмылку.
Его корона сидит на голове слегка криво, словно он надел ее абы как. Она представляет собой кольцо спутанных ветвей с шипами наверху, похожими на зубцы. В ней нет ничего царственного или красивого. Она такая же безвкусная, грубая и кривая, что и его гнилая сила.
Смотря на него, говорю ровно, бесстрастно:
– Вы опоздали.
Он лениво оглядывается.
– Неужели? Какая жалость, что я вас вынудил ждать.
То, как он произносит эти слова, дает понять, что он вовсе так не считает.
– Ну что же, начнем? – спрашивает он, словно у него есть право руководить этой встречей и контролировать ее.
Не дождавшись ответа, Ревингер поворачивается и уверенно спускается с помоста к боковой двери. Все его четыре стражника идут за ним, пока я, остолбенев, смотрю ему вслед.
Передо мной появляется Одо, который тяжело дышит, как будто бежал сюда всю дорогу.
– Сир, похоже, прибыл король Ревингер и направился в зал для собраний.
– Какая неожиданность, – огрызаюсь я.
Подойдя к двери, я переступаю порог, а советники и стража быстро идут за мной. От одного только взгляда на зал у меня готова закипеть кровь в жилах.
Ревингер спокойно восседает во главе длинного стола, а его стражники за его спиной выстроились в молчаливую стену угрозы.
Требуется вся моя выдержка, чтобы не сорваться из-за наглости этого человека. Единственная неосторожность, обличившая мое раздражение, – дергающийся мускул на подбородке.
Но этот ублюдок подмечает и ее. Он расслабленно разваливается в кресле, и уголки его губ приподнимаются в ухмылке. Он словно говорит: «Ваш ход».
Мои советники переглядываются, а я тем временем подхожу к столу и сажусь во главе его с противоположной стороны. Черт бы побрал Богов, мне плевать, даже если между нами будет двадцать четыре фута. Не стану сидеть сбоку от него, словно я обладаю меньшим влиянием.
Когда я размещаюсь напротив него, мои солдаты выстраиваются за мной у темно-фиолетовых стен. Свет в этом зале более тусклый, слева от меня только одно окно, стекла покрыты звездчатым инеем.
Усевшись, я тут же начинаю речь, лишив Рота возможности заговорить первым.
– Похоже, у нас проблема, король Ревингер.
Он кивает.
– В этом я с вами соглашусь.
Он прав, потому что в других вопросах мы вряд ли придем к согласию.
– Вы скинули на мои границах гнилые трупы.