Не понимаю своих чувств по этому поводу.

Меня ведут по лестнице из голого камня, а затем по коридору с узкими прорезями окон под высоким потолком, пропускающими пятна света, чуть озарившего тесный проход.

Потом мы, похоже, выходим из коридора для слуг, потому что меня загоняют в проход, украшенный богаче. По полу от одного конца к другому тянется дорожка из пурпурного бархата, а на стенах висят незажженные серебряные канделябры. Окна высокие и широкие, занавески подняты и впускают и солнечный свет, и ледяной ветер.

Еще один лестничный пролет, затем второй – и наконец мы оказываемся в уже не таком опустевшем крыле замка.

Я сразу же узнаю царскую гвардию Мидаса: по шесть стражников стоят у каждой стены. Они смотрят на нас, но ничего не говорят.

Когда один из них стучит в большие двойные двери, я чувствую, как перестаю дышать. А когда эти двери открываются, не могу даже моргнуть. И уж точно не ощущаю своих шагов, когда стражники отходят в сторону и пропускают меня.

Но войдя в комнату и впервые за два месяца взглянув на своего Золотого царя, чувствую, как подпрыгнуло сердце.

Двери закрывают за мной, и мы остаемся вдвоем. Только он и я.

Мидас стоит посреди большого личного кабинета, вся комната, кроме него, окутана темно-фиолетовыми и голубыми цветами. Из-за золотых нитей одежды, слегка загорелой кожи и светло-медовых волос Мидас буквально сияет. И эти глаза, его теплые ореховые глаза, блестят сильнее всего.

Он вздыхает шумно и резко. Словно задерживал воздух с тех пор, как узнал о моем похищении, и только сейчас смог выдохнуть полной грудью.

– Драгоценная.

Одно-единственное слово шепотом срывается с его губ, но в нем слышна агония от едва сдерживаемого волнения, такая яростная, что выражение лица Мидаса дает трещину, словно оно сделано из стекла. На красивом лице появляется облегчение такое непомерное, такое ощутимое, что я почти чувствую его вкус.

Вижу, как мой царь на меня смотрит, слышу его голос, и моя выдержка тоже дает трещину. В следующий миг лечу к нему, потому как больше ни секунды не выдержу без его объятий.

Но не успеваю обвить руками его шею, поскольку он останавливает меня, схватив за плечи и удерживая. Я замечаю, что он тоже в перчатках, вот только его девственно чистые, тогда как мои грязные и поношенные.

– Драгоценная, – снова говорит он, но теперь я слышу в его голосе нотку упрека.

Я трясу головой и вытираю с глаз слезы.

– Извини. Я не подумала.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.

Его простой вопрос словно открывает ворота, за которыми я спрятала все случившееся. Из них вырываются страх и горечь от тех жутких потрясений. Перед глазами тут же появляются лица Дигби и Сэйла, и по щеке бежит золотистая слеза.

Мидас удивленно смотрит на меня.

– Что случилось? – спрашивает он, легонько меня встряхнув. – Кто-то к тебе прикоснулся? Назови имена всех, кто дерзнул тронуть тебя хотя бы пальцем, и я сожгу их дотла и раздавлю их пепел ногами.

Ошарашенная горячностью, с которой он произносит эти слова, я просто смотрю на него с открытым от удивления ртом.

– Кто, Драгоценная? – спрашивает он и снова меня трясет.