— Ну и мы его не шибко едим, — вставила Ольга. — Кусается оно нынче, масло-то. Вот кабы своя коровка была…

— Только коровы тебе и не хватает, — пошутил Ефим. — Для приданого. С коровой будешь — сразу посватаются…

— Ко мне и без коровы посватаются! Это пусть другие коровами женихов заманивают…

— Верно, Олечка! — поддержал Корабельников. — С вашей красотой и с вашим характером никакого приданого не надо!

— Уж вы скажете, Валентин Николаич! — зарделась Ольга, но тут же с шутливой гордостью заявила: — А я не бесприданница! Мне тетя знаете что в приданое завещала? Швейную машину. «Зингер»!

— Других у нас в России не найдешь, — заметил Корабельников. — Американская компания «Зингер» не имеет конкурентов.

— Дотошные купцы американцы! — воскликнул Ефим. — По деревням поглядеть — жатки, сеялки, косилки — все «Мак-Кормик» да «Мак-Кормик».

— Да, — сказал Корабельников. — По вашей губернии у этой компании более двухсот складов. А что касается вашей спичечной фабрики — очень возможно, что и в самом деле американцы хозяевами станут. Сейчас, когда война идет, они Сибирью особенно интересуются. Кузнецкие копи, можно сказать, уже у них, «Алтайское металлургическое общество» — с американским капиталом. Сейчас, слышно, хотят Сибирскую железную дорогу в своих руках иметь.

— Неужто всю дорогу купят? — ахнула Ольга. — Это же сколько денег надо!

— Не пожалеют, — Корабельников усмехнулся. — Они потом на каждой копейке две выручат. Особенно сейчас, когда война.

— Кто воюет, а кто торгует, — нахмурился Ефим. — Лежал я в Карпатах на снегу — не догадывался, что моя кровь кому-то денежками течет.

— Теперь догадываетесь? — пытливо поглядел Корабельников.

— Ой, хоть бы кончилась проклятая война, пока ты не выздоровел! — вздохнула Ольга. — А то погонят снова на позиции…

— Продлили мне доктора. Может, пробуду еще сколько в караульной команде, — сказал на это Ефим. — Страсть неохота опять под пули. С такими, как Гомбаш, воевать? Мы же ничего друг у дружки не отняли…

— Правильно рассуждаете! — одобрил Корабельников. — А ваши товарищи как думают?

— Так ведь им тоже никому на фронт неохота. У нас в роте почти что все стреляные, из госпиталей. Перед начальством тянутся, чтоб в маршевую роту не затурило. А насчет войны — от нас ничутки не зависит, сколь ей еще быть…

— Вы так считаете?

— А что ж нам, солдатам, делать? Бунтовать, что ли?

— Ну уж, так сразу и бунтовать… — улыбнулся Корабельников, посмотрел на Ольгу, внимательно слушавшую их разговор, спросил Ефима: — Курите?

— На фронте приобык. Солдат дымом греется…

— У меня хороший табачок, довоенный. Недавно достал. Может, выйдем на крылечко, подымим? — предложил Корабельников. — А то Ксения Андреевна и малейшего запаха табака не выносит, сразу проснется.

— Пойдем покурим, — охотно согласился Ефим.

— У тебя же грудь пробита! — с упреком сказала Ольга. — Поберегся бы от табачища! Сколько говорю! А вы сманиваете, Валентин Николаич…

— Извините, Олечка… — смутился Корабельников.

— Да ничего мне не сделается! — поднялся Ефим. — Сестрица моя с малых лет мною командовать норовит, — и улыбнулся, увидев, что Ольга исподтишка показала ему кулак.