Майкл уже не сдерживался, и Эмма купалась в его неистовстве. Толкала его еще дальше. Когда сильные пальцы впились ей в бедро, Эмма поняла, что он уже не считает ее хрупкой и нежной, требующей защиты. Майкл выдохнул ее имя, в нем слышалось желание обладать, обладать только ею. И принадлежать ей.

Эмма упала на него, торжествующе изогнувшись, высвобождая страсть, принимая его в себя. Первая волна экстаза прокатилась по ее телу, не уменьшив желания, и она сама задала ритм, быстрый, неистовый.

Даже когда Майкл взорвался у нее внутри, она не успокоилась, требуя еще. Она впилась в него губами, потом ее язык скользнул по шее Майкла, нащупал пульсирующую жилку. Тот пробормотал нечто бессвязное и, почти обезумев, стиснул ее, захватил губами ее рот. В следующее мгновение Эмма оказалась под ним, прижатая словно раскаленным горном к кровати.

Она обвила Майкла руками и ногами, открытые глаза не отрывались от его лица. Он увидел, как они вдруг застыли, ощутил, как судорожно вздрогнуло ее тело. Потом губы Эммы изогнулись. Медленно, торжествующе.

Это было последнее, что он увидел перед тем, как его затопила страсть.

Эмму бесило, что она все время оглядывается. Прошла уже почти неделя с тех пор, как она обосновалась в доме на берегу, а Майкл с Конроем неофициально поселились у нее. Репетиция будущего, в которое она начинала верить. Наконец-то Эмма чувствовала себя полноценной женщиной… и счастливой.

И все же ей порой не удавалось избавиться от ощущения, что за ней следят. В таких случаях она убеждала себя, что это лишь очередной журналист, который хочет сделать сенсационный снимок.

Но, оставаясь в доме одна, Эмма запиралась на все замки и держала Конроя поблизости.

Как бы часто она ни говорила себе, что страшится выдуманных призраков, она продолжала оглядываться, ждать.

Эмма подбирала себе подходящий наряд, классический и вызывающий одновременно. Вокруг нее суетились продавцы. Она хотела получить от поездки по магазинам удовольствие, но с облегчением вздохнула, когда все осталось позади и можно было отправиться домой.

Как бы удивилась Кэтрин, как бы засуетилась, если бы Эмма рассказала ей о своей мании преследования. А вдруг в ее отсутствие кто-то действительно проник в дом? А эти странные шумы в трубке? Должно быть, телефон прослушивается.

О господи. Скоро она начнет заглядывать под кровать и будет вынуждена лечиться до конца жизни.

Она ведь сама выбрала Лос-Анджелес, не так ли? Она уже обзавелась личным врачом, а скоро ей потребуется и личный гуру. Дойдет до того, что станет искать единения души с трехсотлетним буддийским монахом.

Эмма наконец засмеялась.

Буддийским монахам придется подождать хотя бы до тех пор, пока она не разберется с насущными делами. «Все будет как в старое доброе время», — подумала Эмма. Она снова на репетиции и делает снимки. Приятно, что ее прошлое и будущее соединились.

Когда Эмма вышла из машины, дорогу ей преградил Блэкпул:

— Какая встреча! Ну, здравствуй, милочка.

Она разозлилась на себя за то, что вздрогнула, и молча попыталась обойти Блэкпула. Но тот с легкостью прижал ее к машине, как когда-то к стене в фотолаборатории, и провел пальцем по ее шее.