— Кто? О ком ты говоришь?
— Просто неудачник. Больной жалкий неудачник, раздобывший автоматический пистолет сорок пятого калибра.
— О господи! — поняла Эмма.
— Он подъехал к школе. Зашел на площадку. Дети играли в мяч, прыгали со скакалкой. Дождя еще не было. Он начал стрелять. Шесть малышей убиты. Двадцать в больнице, не все выпишутся оттуда.
— О, Майкл! — Она прижалась щекой к его щеке.
— А потом спокойно ушел. Когда приехала полиция, его там уже не было. Мы с Маккарти…
Но он не мог описать это, только не Эмме. Он не мог описать это даже себе.
— Мы нашли его машину в двух кварталах от школы. Он был рядом, завтракал в парке. Просто сидел на скамейке в чертовом парке и ел под дождем бутерброд. Даже не потрудился убежать, когда мы подъехали. Взял пистолет и сунул дуло в рот. Так что мы никогда не узнаем почему.
— Как печально. — Эмма не нашла других слов.
— От нас должно что-то зависеть. Шесть малышей убиты, а мы ничего не смогли сделать, ничего не сможем исправить. Остается только убедить себя, что невозможно было ничего сделать.
— Но ты ведь не ушел, — прошептала Эмма. — Поэтому от тебя что-то зависит, Майкл. Не стану говорить, как бы ты переживал из-за того, что предотвратить было в твоих силах, потому что это делает тебя таким, какой ты есть.
— К этому нельзя привыкнуть. — Майкл уронил голову ей на плечо. — Раньше я удивлялся, почему отец иногда приходил домой и запирался у себя. А когда я ложился спать, они с матерью разговаривали часами.
— Ты можешь поговорить со мной. Майкл привлек ее к себе:
— Я не хотел приходить с этим сюда. Но ты нужна мне, Эмма.
Она подставила ему губы. Если Майклу необходимо сжечь отчаяние в пламени страсти, она предоставит ему такую возможность.
Эмма взяла инициативу на себя. Он всегда любил ее нежно, терпеливо. Но если сейчас его жажда столь же неистова, как и ее, она утолит эту жажду.
На этот раз она постарается прогнать его демонов. Сев на Майкла верхом, Эмма чувствовала особое удовольствие, возбуждая его, ощущая, как под ее руками дрожит горячее напряженное тело. Ни колебаний, ни сомнений. Наслаждаясь в той же степени, в какой дарила наслаждение, она медленно выводила кончиками пальцев круги, возбуждающие линии на горячей коже.
У Эммы возникло желание попробовать на вкус блестевшее в свете лампы тело языком, впитать его губами. Хотя руки Майкла тоже не бездействовали, Эмма ускользнула, словно давая понять: не торопись, позволь мне вести тебя, любить тебя. Она скользила губами по телу, посылая обжигающие стрелы в его плоть.
Майкл слышал стук дождя, ощущал спиной тепло простыни, видел длинные волосы Эммы, струящиеся по плечам. Ее потемневшие бездонные глаза. Желая видеть ее всю, чувствовать ее, он разорвал на ней блузку, и зубы Эммы впились ему в плечо. Она понимала это желание и наслаждалась им. Первобытная дикость, но без жестокости. Возбуждение Майкла бурей откликалось в ней. Они достигли одинакового накала, и Эмма обнаружила, как восхитительно слияние любви и страсти.
Когда Майкл сорвал с нее одежду, ее тихий стон не был знаком поражения. Всю жизнь она ждала, чтобы ее хотели так сильно. Отчаянно, безрассудно, только ее. Но не знала этого. Как не знала и того, что ждала от себя такой же дикой необузданности.