— Ну, иди, — сказал он, — иди сюда… Все идите…

Гобзиков попытался придать голосу злости.

Как-то раз Найм сказал, что любое животное можно напугать внутренней силой. И еще Найм рассказывал, что сам он тоже один раз без оружия встретился с медведем и победил его внутренней силой. Правда, тот медведь был не белый, а обычный. Даже не обычный, а гималайский, мелкокалиберный. Вряд ли белые медведи на такие штуки поддаются. Но все равно делать нечего.

— Иди сюда!

Гобзиков крикнул. Как мог. Хрипло и страшно.

— Иди сюда, сволочь! — Гобзиков уже заорал, и в горле забулькал лед. — Иди! Иди!

И шагнул навстречу зверю. До того оставалось несколько шагов, но Гобзиков шагнул.

— Сюда! — уже зарычал он. — Сюда, сволочь! Иди сюда, беломордая тварь! Ко мне!

Медведь остановился.

— Ко мне!

Медведь не двигался.

— Получается… — прошептал Кипчак. — Давай, гони его. Гони!

— Пошел вон! — плюнул Гобзиков. — Вон отсюда!

Он даже подпрыгнул, даже взмахнул ножом. Медведь попятился. Другие, те, что заходили по периметру, тоже остановились и тоже принялись пятиться.

Гобзиков наступал. Он продолжал орать, вопить, пинать снег, размахивать кулаками, плеваться, ругаться и щелкать зубами.

Медведи пятились.

— Гадины! Я вам глаза выгрызу!

Гобзиков разъярился настолько, что даже попробовал побежать.

Медведь замер.

— Убью скотину!

Медведь поглядел чуть вверх, развернулся и, поджав куцый смешной хвост, коротким галопом поскакал прочь.

— Так! — Гобзиков снова подпрыгнул. — Так! Так!

Швырнул вдогонку нож… Конечно же, не попал.

Ему было хорошо. Он чувствовал себя большим, сильным и серьезным. Способным отвечать за себя и за свои поступки, способным подставить крепкое плечо, защитить. Настоящим.

— Круто, — сказал кто-то за спиной.

Гобзиков перестал прыгать.

Голос вроде знакомый. Но этого голоса не могло быть здесь. Вражеский голос…

Гобзиков резко обернулся и чуть не упал.

На снегу сидел дракон.

Самый настоящий, как из мультиков. Дракон перебирал лапами и юлил хвостом. Возле него стоял тот самый тип, который снял его с гагаринской ракеты, а потом стрелял из револьвера по медведям. В белом полушубке. Другого, того, кто выстрелил в Лару из арбалета, видно не было. Гобзиков отметил это и тут же забыл, потому что смотрел на дракона. И только на него.

Дракон был велик и прекрасен. Именно таким себе Гобзиков его и представлял. Быстрым, сильным и смертоносным, состоящим из острых углов, ломаных линий, сплетенным из блеска и ярости, отлитым из небесного света.

Гобзиков смотрел и понимал, что не зря так рвался в Страну Мечты.

Опасность, голод, мороз, снова опасность — все ерунда. Сюда стоило пробираться только ради того, чтобы увидеть дракона. Гобзиков забыл про Лару, забыл про Кипчака, забыл про все. Смотрел.

Стрелок перехватил взгляд, усмехнулся.

— Нравится?

Гобзиков кивнул.

— Его зовут Хорив.

При слове «Хорив» дракон повел ушами и фыркнул.

— Дракон… — наконец прошептал Гобзиков.

— Горын, — поправил стрелок. — Мы их так зовем.

— Он… он настоящий?

— Самый что ни на есть. Он настоящей нас. Птица войны.

Птица войны…

Но была в этом драконе какая-то маленькая несуразность, что-то смешное. Что именно, Гобзиков сразу не уловил, а только заметил. Деталь, из-за которой дракон, несмотря на весь грозный шипасто-зубастый антураж, выглядел мило. Как-то по-домашнему, как-то тепло.