Гарри не умолк, однако перестал вырываться, а потом, нагнувшись, схватил мягкую Лошадку и уткнулся в нее личиком. В груди Лайама все перевернулось. Бедный малыш! Он устал, он чувствует себя не в своей тарелке, но как ему помочь?

– Это очень трогательно, да? – прошептала Софи.

Когда теплое тельце племянника прижалось к его груди, Лайам только кивнул в ответ.

Софи сглотнула, глаза ее подозрительно блеснули.

– Я использовала все, чтобы успокоить Гарри: его игрушки, его бутылочку. Я ходила с ним туда-сюда, сменила ему подгузник, переодела, пробовала убаюкать, строила глупые рожицы, говорила дурацкими голосами, пыталась соблазнить шоколадным кремом. Что еще можно сделать?

– Ты пыталась петь?

– Да. Колыбельные песни… О, Гарри… Ты знаешь, что твоя бабушка, Дана, обычно пела, когда хотела меня успокоить?

Гарри перевел дыхание и снова заорал. Неужели ребенок способен плакать так долго?

– Твоя бабушка Дана пела песни «АББА» – для меня и твоей мамы.

При слове «АББА» Гарри умолк. Софи от изумления открыла рот. Лайам уставился на Гарри. Лицо малыша снова скорчилось.

– Пой песню «АББА», – приказал Лайам.

И Софи начала петь «Мамма миа!». Гарри перестал плакать.

Песня подошла к концу. Ребенок молчал. Софи смотрела то на мальчика, то на Лайама широко раскрытыми глазами, а потом улыбнулась – искренне, открыто. Как тогда, когда сошла с почтового самолета и сказала: «Мистер Степлтон, я привезла вам вашего сына».

Но Гарри не его сын.

Железные тиски еще крепче сжали его сердце. Лайама охватило желание заботиться о ком-нибудь, оберегать, защищать. Он ощутил то, что уже потерял надежду испытать: запах детского талька, теплого молока и нежной детской кожи.

– О, Гарри, знаешь, что я тебе сейчас покажу? – Софи дотронулась до коленки малыша. Он не возмутился. – Этому танцу научила меня и твою маму бабушка Дана. Держу пари, ты знаешь его!

Она вскочила с места и принялась напевать другую мелодию. Лайам замер, увидев, как глаза Гарри расширились. Софи исполнила такой зажигательный танец, какого Лайам никогда в жизни не видел. Он включал элементы твиста и степа, а финал был в стиле рок-н-ролла. Гарри очень понравилась импровизация. Он захлопал в ладоши, и Лайаму захотелось присоединиться к нему.

Когда танец закончился, Софи упала перед ними на колени, едва дыша. Лайам почувствовал, что ему внезапно тоже стало трудно дышать. Молодая женщина спросила у малыша:

– О, ведь это весело, да?

Гарри еще сильнее принялся хлопать в ладоши, а потом, наклонившись, прижал свою пухлую ладошку к ее щеке и улыбнулся.

– О! – Софи села на пол, ноги отказались ее держать.

Внезапно Лайаму захотелось, чтобы Гарри точно так же улыбнулся ему!

– Думаешь, мне надо снова спеть эту песню? – спросила она.

Глаза ее были усталыми. Он покачал головой:

– Отдыхай, Софи.

– А если он снова начнет плакать?

Лайам откинулся на спинку дивана, открыл рот и запел «Фернандо».

Софи протянула Гарри бутылочку, и он взял ее. Убрав волосы с лица ребенка, она прошептала: «Тетя Софи любит тебя». Затем опустилась в кресло напротив.

А Гарри прижался к груди Лайама, уютно свернулся и закрыл глазки. Рана в сердце мужчины, которую последние пять лет он старался игнорировать, казалось, стала болеть меньше.