В ту ночь мы с доктором Хайемом возвращались вместе на метро, а потом на автобусе, но почти не разговаривали. Он был погружен в свои мысли и воспоминания, и я не знала, что сказать. Что можно сказать человеку, который столько страдал, который все потерял? Я заснула, и меня разбудил его голос.
– Пора просыпаться. Мы уже у тоннеля Блэкуолл.
Он улыбался, наблюдая, как я пытаюсь проснуться и сориентироваться, и подал мне руку, чтобы помочь удержать равновесие. Мы вышли на тротуар, автобус с грохотом отъехал. Я посмотрела через дорогу и увидела время на церковных часах – без четверти час.
Как раз в эту секунду за шпилем расступились облака и показалась луна во всем своем серебряном великолепии. Ветер раздувал мои волосы.
– Как же это прекрасно! – сказала я. – Вы когда-нибудь видели такую красоту?
Я стояла и смотрела на луну, а он смотрел на меня. Потом я вдруг вспомнила, что в восемь утра должна быть на дежурстве.
– Мне нужно идти. Завтра длинный день.
Я протянула ему руку, чтобы попрощаться и пожелать спокойной ночи. Он взял меня за руку – и вдруг притянул к себе.
– Пойдем со мной… Не уходи. Пойдем ко мне домой.
Я застыла от удивления.
– Только ненадолго – ты мне так нужна.
Я попыталась отстраниться.
– Вы о чем?
– Ты прекрасно знаешь, о чем.
Он притянул меня ближе и попытался поцеловать, но я отвернулась.
– Не отворачивайся! Зачем ты взяла меня за руку на концерте, если собираешься отвернуться от меня сейчас?
Надо было бы сказать: «Из жалости, это была только жалость». Но я не стала. Я робко произнесла: «Не знаю».
– А я знаю, так что пойдем со мной. Просто пойдем. Я так больше не могу. Я уже пятнадцать лет не был с женщиной. Я с ума сойду.
Он обнял меня, и я почувствовала, как крепко он прижимается ко мне. Я попыталась вырваться.
– Мне нужно вернуться в монастырь. Я должна быть на работе уже через несколько часов.
– Ты маленькая монастырская ханжа, – прорычал он. – Ты не понимаешь, что́ мужчинам нужно.
– Это нечестно! – и мне не следовало этого говорить, но я добавила: – Просто вы мне не нравитесь, вот и все.
Он отскочил назад, как будто я выстрелила в него, и странный сдавленный крик вырвался из его горла. Я вывернулась, почувствовала свою силу, и у меня хватило жестокости, не говоря уже о дурном вкусе, добавить: «В любом случае вы слишком стары для меня».
И я пошла прочь не оглядываясь.
В следующий раз я увидела доктора Хайема лишь через двенадцать лет.
Джудит умерла от рака, когда ей было семнадцать. Вот как это описывает ее мать:
«В ту ночь, когда я готовилась ко сну, Джудит сказала: “Мама, почему бы тебе не зажечь свет? Становится так темно”.
– Я справлюсь, дорогая, – ответила я и, конечно, не сказала ей, что свет горит повсюду.
Я, как обычно, придвинула свою кровать к ее кровати и легла на постель, прямо в халате. Мы держались за руки, и, мягко сжав мою ладонь, она сказала: “Ты была прекрасной мамой…” Совсем скоро она погрузилась в последний сон и благословенное беспамятство.
Ночью началось дыхание Чейна – Стокса. Когда рассвело, я прокралась в комнату мужа и выключила будильник. Он пошевелился и вопросительно посмотрел на меня.