По крайней мере до тех пор, пока они не доедут до Турсо.

Пока она глядела вперед, он почти не имел возможности рассмотреть ее лицо, а жаль. Очень интересное лицо. Очки с такими толстыми стеклами, каких он никогда прежде не видел. В Германии водительские права не выдали бы тому, кто страдает столь серьезным расстройством зрения. Ее посадка за рулем, как ему показалось, свидетельствовала о серьезных проблемах с позвоночником. Руки большие, но при этом необычно узкие. Кожа по краю ладони от мизинца и до самого запястья, блестящая и словно ороговелая, совсем другой текстуры, чем в других местах, – вероятно, последствие пластической операции. Но грудь просто само совершенство – большая, безупречной формы. Впрочем, возможно, и это – последствие операции.

Но вот она повернулась к нему, тяжело дыша ртом, словно ее маленький, изящный носик тоже изваян скальпелем хирурга, причем безо всякого учета действительной потребности организма в кислороде. Сильно увеличенные линзами глаза, хоть и красные от усталости, были, по его мнению, все же потрясающе красивыми. Радужные оболочки, каре-зеленые, сверкали, словно мазки какой-то экзотической бактериальной культуры под объективом микроскопа.

– Итак, – сказала она, – что вам нужно в Турсо?

– Не знаю, – ответил он. – Возможно, что ровным счетом ничего.

Только теперь она заметила, какая у него великолепная фигура. Обманчиво худощавая, но на самом деле необычайно мускулистая. Он, наверное, смог бы бежать следом за медленно едущей машиной целую милю.

– И что вы будете делать в этом случае? – спросила она.

Он скорчил гримасу, которая, как догадалась Иссверли, у представителей его народа означала то же самое, что у британцев – пожатие плечами.

– Я еду туда, потому что я там никогда не был, объяснил он.

Подобная перспектива, судя по всему, казалась ему одновременно и скучной, и захватывающе интересной. Густые светлые брови нависали над его бледно-голубыми глазами, словно два снеговых облака.

– Вы хотите пересечь всю страну? – подсказала Иссерли.

– Да. – Это утверждение в его устах прозвучало подчеркнуто твердо и решительно, словно произнести его было равноценно восхождению на небольшую гору, для которого требовалось определенное усилие, но при этом не надменно. – Я стартовал в Лондоне десять дней тому назад.

– Путешествуете в одиночку?

– Да.

– Впервые?

– В детстве я объездил всю Европу вместе с претками (последнее слово было первым в его речи, которое Иссерли не сразу поняла, – в основном его английский был весьма неплох). – Но тогда я видел все глазами моих претков. Теперь я хочу увидеть все своими собственными глазами.

Он нервно взглянул на Иссерли, словно внезапно осознал, что подобная откровенность нелепа, когда говоришь с незнакомцем.

– А ваши родители понимают вас? – поинтересовалась Иссерли. Отыскав к нему подход, она позволила себе расслабиться и слегка вдавить педаль газа.

– Надеюсь, что да, – ответил он, слегка нахмурившись.

Хотя было очень соблазнительно продолжать тянуть за эту пуповину, чтобы добраться наконец до того самого пупка, к которому она прикреплена, Иссерли поняла, что пассажир рассказал ей о своих «претках» ровно столько, сколько считал нужным, и дальнейшая настойчивость ни к чему не приведет. Вместо этого она спросила, откуда он приехал.