На обратном пути Иссерли гадала, что ее повергло в такое уныние – неужели встреча с Густобровым?
Она никак не могла ответить себе на этот вопрос, потому что путалась в собственных чувствах. Она всегда вела себя так, даже когда была совсем маленькой девочкой и еще жила с родителями. Мужчины никогда не могли понять, что у нее на уме, но она и сама этого никогда не могла понять и ломала над этим голову ничуть не меньше других. О том, что она тоже способна испытывать эмоции, становилось известно в прошлом только в те моменты, когда с ней случались внезапные бурные вспышки гнева, часто влекшие за собой самые печальные последствия. Став взрослой, Иссерли научилась полностью владеть собой и держать свой гнев под спудом. В нынешней ситуации, когда от выдержки зависела ее жизнь, самообладание становилось просто необходимым. Но в результате этого Иссерли порой сама не могла разобраться, что же она на самом деле чувствует. Ее собственные переживания стали казаться ей увиденным краешком глаза отблеском чьих-то фар в боковом зеркале. Увидеть их ей удавалось лишь украдкой, подглядывая за ними.
Не так давно она стала подозревать, что все эмоции, так и не выплеснувшиеся наружу, застряли внутри ее организма, словно непереваренная пища, и теперь проявляются в виде различных физических симптомов. Боли в спине и резь в глазах в последнее время давали о себе знать гораздо сильнее, чем обычно, безо всякой особенной причины – очевидно, просто потому, что Иссерли постоянно пребывала в беспокойстве.
Еще один тревожный признак: в последнее время самые банальные события – вроде школьного автобуса, который обогнал ее сегодня утром в тумане, – огорчали ее непропорционально сильно. Будь она в нормальной форме, зрелище автобуса, битком набитого ухмыляющимися и жестикулирующими подростками, ничуть не смутило бы ее. Сегодня, однако, после того как Иссерли пришлось покорно плестись позади него несколько миль подряд и все это время школьники строили рожи, подмигивали и что-то рисовали своими сальными пальцами на запотевшем стекле широкого заднего окна, за которыми они казались персонажами на экране телевизора, она совершенно пала духом. Ей казалось, что все их недоброжелательные жесты направлены лично против нее.
В конце концов автобус свернул с «девятки», и Иссерли оказалась на хвосте у неприметного красного седана, как две капли воды похожего на ее «тойоту». Казалось, что бесконечная цепочка машин протянулась через весь быстро тонувший в сумерках мир.
Иссерли решила, что она, наверное, все-таки просто расстроена. К тому же у нее болела спина, нестерпимо зудел шрам на копчике, а глаза распухли после того, как она несколько часов подряд вглядывалась в дорогу через залитое дождем лобовое стекло и толстые линзы очков. Если отказаться от дальнейших попыток и отправиться домой, то можно будет снять очки, чтобы дать глазам отдохнуть, упасть, свернувшись калачиком, на кровать и, возможно, даже поспать. Боже, какое это будет счастье! Мелкие животные радости, жалкие утехи, позволяющие ненадолго позабыть о позорной неудаче.