"Сколько нам ждать его?" "Давай, мужик, скорей!" "Тоже мне, корчит из себя..." "Та цэ ж якыйсь шахрай, пройдысвит!"

"Бред, лихорадка!" - продолжал успокаивать себя Нелепин, а вслух, чтобы в галдеже этом, в этой склоке не выглядеть слабым-лишним, крикнул:

- Не сметь меня торопить! Я президент фирмы. Предприниматель!

"Заткнись!" "Чего ваньку валяешь: ты тварь бездыханная, труп!" "Вишь, не хотит он с нами, бизнесменом прикидывается!" "А мы жди его тут, мучайся..." Лежащие на кроватях заклацали зубами, завыли. Клацанью вослед пополз по зале и быстро всю ее заполнил гадко-удушающий запах.

"Да это же мертвецкая! Не хочу! И в бреду не хочу!" - завопил про себя Нелепин, а вслух, глядя неотрывно на фельдшера, стал чеканить:

- Немедленно врача! Я главный советник атамана Верлатого! Я подам рапорт... У батьки суд короткий! Замочит - вмиг...

- Какой ты советник! Ты денщик, прислужник этого душеглота, Вальки Дурнева! - вызверился вдруг фельдшер. Он отскочил от нелепинской койки, ловко запрыгнул на каменный, высившийся слева от входной двери помост. - Слушайте все! - отвратно-скрипучим, обезьяньим голосом закричал военфельдшер с помоста. - Указ по республике воздушных духов Лемурии! Сим указуют нам! - он выхватил из-под пиджака бледно-розовый конверт с огромными вислыми сургучами, тут же все сургучи обкусил, сплюнул, стал про себя бумагу читать.

- Хм... - Так я, впрочем, и думал! - подобрел вдруг фельдшер, и голос его лишился явного обезьянства, перестал быть варнякающим, гадким. - Вот оно - оказуется, куда его! Ну сверху видней, конечно. Слушать всем! фельдшер приготовился читать, но здесь Нелепин, уже не контролируя себя, заорал:

- Брось листок, сука! Брось! Врача! Батько!

- Эхе-хе, "батько, батько..." Ну чего вы, любезный, хотите? Еще на воздухе помучиться? Так вас до воздуху не донесут! А батько - далеко он!

- К окну меня! Воздуху! Устроили тут мертвецкую!

Злоба фельдшера куда-то подевалась, он все еще недовольно качал головой, но санитарам уже и мигнул, и рукой махнул. Те грубо-резко ворочая кроватью, потащили ее к окну.

От боли в плече, вызванной резкими движеньями санитаров, Нелепин застонал. Лицо его, облепленное колечками русой бороды покрылось испариной, нос выострился, ткнулся в потолок. Иванна поправила на мечущемся в бреду одеяло. Битый час переругивалась она в палате с Дурневым.

- Ты б ушел, что ли, Валя. Я здесь хоть на матраце прикорну. Утро же, умираю, спать хочу!

- Сейчас, сейчас, - бормотал озабоченно Валерьян Романович, - момент! Слово одно только еще. Твой-то, - Дурнев в первый раз так назвал Нелепина, Иванна неприятно вздрогнула, - видишь? Слабеет. Все! Конец! А если даже не все - ну какой он теперь мужик? Руку отнимут, вот сил тебя держать и не хватит. Я ведь, чаю, тебя в раже держать нужно? Ну чтоб не обломила чего...

- Заткнись, Валя, не твое это дело.

- Пока не мое, лапуля! У него сил не будет, а у меня их - ого-го сколько! Если б ты видела, что у меня там! - он быстро от пупка до паха провел рукой вниз.

- Сил у него хватит, - чуть даже улыбнулась Иванна. - Так что, оставь свои причиндалы при себе. Не видала я, а то...