Здесь испытуемый, уже начавший забывать жизнь земную и не желая видеть до него не относящееся, взвыл истошно: "Не мой грех! Чужой! Не хочу! Не буду отвечать за него!" И тогда лемур здоровенный, со щеками белыми пухастыми оставил на миг женщину в покое, тихо перепрыгнул по сжатому пространству мытарств к испытуемому и, стараясь не подымать лишнего шуму, заварнякал по-кошачьи: "И подумаешь! Ну, выверну я ей кой-чего наизнанку! Ну и ты поглядишь, не упаришься!" Тут испытуемый услыхал: за спиной его, в близко-далекой земной больничной палате застонал отчаянно все тот же неизвест-ный больной.

Тут, обмирая душой и сплющив веки, попросил испытуемый ангелов тихо: "Пусть все они: и лемур, и женщина, и этот коечник - сгинут!"

Однако и сквозь плотно сомкнутые веки, не имея сил исторгнуть мытарственную "картинку" из мозга, продолжал он видеть происходящее...

Ловко орудуя передними лапами, лемур сбил женщину на колени, несколькими, не слишком резкими, но отточенными взмахами разорвал на ней в клочья юбку с бельем. С фырканьем откинув пузырящиеся клочья материи в сторону и, видно, не имея интереса к верхним частям женской одежды, мощным ударом лапы прогнул он женщину в спине. Женщина упала на колени, и лемур одной из передних лап нажимая на хребет, второй - аккуратно и бережно развел ей ноги, раскрыл пальцами ягодицы... Женщина продолжала бешено вертеться, и лемур все никак не мог войти в нее.

"Если она содомитка, то чего так брыкается?.. Где я видел ее? В Домжуре?" - успел лишь подумать про себя испытуемый, как выткнулся из бурого, с голубоватыми прожилками сумрака второй лемур. Он шатнулся к испытуемому, наложил лапу на едва прикрытый рубахой живот, и распустив, как хищный цветок, черножелтые пальцы-когти, повел ими по животу человечьему вниз.

"Чужой грех! Чужой! С чего мне отвечать за эту телку?!" - возопил испытуемый. Но мальчик-ангел тихо пропел ему сверху: "Возьми на себя грех этот! Ибо близка была тебе женская сия душа. И некому, кроме тебя, пресечь и искупить грехи ее. За это воздастся тебе у врат небесных!"

"Мой, мой грех!" - зарычал испытуемый глухо. И тотчас кинулась в пах ему грязно-тягучая, защемленная - такая же, как в Верхнем Предтеченском переулке, - боль, а в душу вошла боль незаслуженного наказания. И боль эта сломала новый, еще только нарождающийся строй души его... А лемур мордатый с женщины, в спине великолепно прогнутой, тут же свалился. И колыхнулось волохатое лемурье пузо, и закраснел в мытарственном мороке приапически напряженный (по всей длине твердый, а головка острая обвисла!) тонко-огненный срам его. И был срам этот тут же ангелами грубо и напрочь обломлен.

Иванна выстрелила в сторону и вверх, и Дурнев чуть не с той же скоростью, что и пущенные из браунинга пули, вылетел из палаты вон. А вместо него вперся в палату военфельдшер. Колпак его сбился набок, усы мелко подергивались, глазки блуждали.

- Фф... У-умер раненый? - по-обезьяньи заварнякал вошедший.

- Раненому лучше, - твердо-отчетливо произнесла Иванна, улыбаясь сквозь слезы сама не зная чему.