— Стой. Я сейчас вернусь.
Никита вышел в коридор. Потоптался там и закрылся в туалете. Бобровский поднёс к губам чашку, тем местом, где остался след от помады, и медленно выпил чай. «За тебя, дорогая», — подумал он. Во рту стало кисло.
Никита сидел на краешке унитаза и разговаривал по телефону.
— Мама, просто переведи мне сейчас хотя бы двести, а лучше триста, и я от него отделаюсь. Отдам, и пусть валит отсюда. Сразу же. Забудем о нём, как о пожаре.
— Каком ещё пожаре? — спросила Лариса Ивановна.
— Не знаю. Просто выражение.
— Господи, как я устала от всего!
— Послушай, мамуля, этот клещ, этот таракан, он не идёт на уступки. Я предложил ему сто. И двести. Он просит пятьсот. Точка.
— Бедная наша семья, столько горя свалилось! Сынок.
— Да, мама?
— Может, ещё раз в милицию попробовать?
— Менты не хотят ничего делать. И если подумать, они тут ничего сделать не смогут. Если только им забашлять.
— Так, может, лучше им заплатить?
— Но не факт, что они не кинут. И потом, сто лет пройдёт.
— Значит, платить этому мерзавцу?
— Выхода нет, похоже, — вздохнул Никита.
— Погоди, отец что-то хочет сказать.
В трубке раздался голос Валерия Кузьмича:
— Сынок, морду ему набей!
— Ой, папа, если бы это помогло как-то, я бы его порвал на тряпки. Дай маму.
— Никит, только пусть он сразу же уходит, — сказала Лариса Ивановна. — Немедленно. Даже вещи ему не отдавай. В чем есть, в том пусть и идёт.
— Нам ещё надо в паспортный стол. Заявление писать.
— Но его точно выпишут?
— Конечно. Даже адрес есть — куда. Я нашёл.
— Что за адрес? Ты жильё, что ли, нашёл этому гнусному сморчку?
— Да это какая-то халупа в области, там наверняка уже куча таджиков прописана, — сказал Никита. — Просто адрес.
— Ладно. Мне надо подумать. Сколько, ты говоришь, надо перевести?
— Хотя бы триста. Прямо мне на карту. А я ему переведу. Но лучше бы пятьсот. Я, мама, совсем на мели. А ещё ремонт же.
Мама взвыла.
— Чёрт, да лучше бы его в Чечне убили, прости господи! Такие траты на эту тварь, пса подзаборного!
— Ты номер моей карты помнишь? — спросил осторожно Никита.
— Записано где-то в тетрадке. Сейчас. Хорошо. Сейчас. Пусть подавится.
Никита нажал отбой, сунул телефон в карман и смыл воду в унитазе, хотя в этом не было необходимости. Потом он вернулся в комнату. Бобровский полулежал на диване с закрытыми глазами. И, кажется, не дышал. У Никиты заколотилось сердце. Он тронул зятя за плечо. Потом потряс. Бобровский открыл глаза.
— Дрыхнешь? — сказал Никита. — Вымогатель. Значит, условия такие. Сейчас я тебе перекину бабло. Стой, у тебя же карта есть? Хорошо. Я скидываю тебе бабло на карту, потом мы идём в паспортный стол, ты пишешь писульку… Нет, сначала идём в паспортный стол.
— Сначала деньги, — сказал Бобровский.
— Ты обманешь, обманешь! — замахал рукой Никита.
— А ты?
— Нет уж, я не обману.
Никита достал телефон, проверил счёт в приложении. Деньги ещё не пришли. «Можно было и миллион загнуть, — подумал он. — У матери их шесть, лежат дохлым грузом».
— Так вот, получаешь деньги и сразу уходишь, — сказал Никита. — Сразу же. Без вещей.
Бобровский закрыл глаза.