— У меня плохие новости из Москвы…
От его слов у меня становится нехорошо на душе, но паниковать рано, сначала нужно дослушать до конца
— Нам придется отправить Ладу домой.
Я ожидал чего угодно, но такого… Ошарашено смотрю на него
— ЧТО??
— Вчера в рамках по делу о коррупции в правительстве Казахской ССР, в Алма-Ате задержан ее отец.
— И…что? Что с того?! Вы считаете, Лада может дать важные свидетельские показания по этому делу?
— Конечно, нет! Что может знать сопливая девчонка о делах своего отца? — Сергей Сергеевич презрительно морщится — Разве в этом дело.
— А…в чем тогда?
— В том, что теперь от этой девушки можно ожидать любых отчаянных поступков.
— Например? Вы, что подозреваете ее в том, что она может попросить политического убежища в Англии?
— И такое тоже нельзя исключать.
— Да бросьте! Ладе всего восемнадцать лет, все ее родственники на Родине, с чего бы ей вдруг становиться невозвращенкой? Кому она будет здесь нужна?!
— Виктор, не будь наивным! Девчонка будет в отчаянье, когда узнает об аресте отца, и может наделать глупостей, а англичане рады любой возможности насолить СССР. И если эта новость дойдет до Лондона, они обязательно воспользуются таким шансом, можешь не сомневаться в этом!
— Ну, так усильте ее охрану! Давайте ограничим ее передвижение по Лондону и контакты, больше никаких прогулок по городу и магазинов. Отель — студия, студия — отель.
Сергей Сергеевич смотрит на меня, как на идиота и начинает тихо закипать.
— Мы не будем так рисковать. И я получил однозначные указания из Москвы — она больше не может представлять нашу страну за рубежом.
— Вы ее еще из комсомола исключите! Какое право вы имеете ломать девчонке судьбу?! А если завтра окажется, что ее отец ни в чем не виноват, и с арестом поторопились, что тогда — просто извинитесь перед ней?
— Надо будет, и извинимся! Это не тебе решать!
— Нет, мне! Никуда она не поедет. У нас контракт с американцами на запись диска и с англичанами на гастроли, и по этому контракту нам придется выплатить огромную неустойку за самовольную смену состава группы во время гастролей. Вот вернемся в Москву, и тогда будем решать вопрос с Ладой, а пока все остается без изменений.
— Не смей командовать! Молод еще!
— А вы пожалуйтесь на меня Щелокову. А еще лучше прямо Романову. Пока я не получу от них прямых указаний, говорить нам с вами больше не о чем!
Я скидываю его руку со своего рукава, и, не оглядываясь, возвращаюсь обратно. Заплаканная Лада уже все знает и стоит в окружении группы. Наши девчонки ее успокаивают, но похоже бестолку. Вижу растерянного Клаймича, удивленные взгляды англичан. Черт, как же некстати! Теперь уже я беру Ладу за руку и отвожу в небольшой коридорчик. Снаружи встает Леха.
— Слушай меня внимательно — я беру Ладу за подбородок, смотрю в заплаканные глаза — Я постараюсь вытащить твоего отца. Также как вытащил Клаймича. Как только прилетим, сразу пойду к Романову. Ты мне веришь?
Девушка кивает. После чего не выдерживает и начинает реветь. Обнимает меня, утыкаясь в плечо. Я терпеливо жду, прижав ее к себе. Проходит минут пять, Лада успокаивается, достает платок и пудреницу.