— Ты зачем Веру ударила? — сразу решаю показать, кто в доме хозяин я — Да еще по лицу!

В отблесках фар встречной машины вижу, что на скулах девушки появились красные полосы.

— Ты же тхэквондо изучала, со спецназом тренировалась — я кладу руку на бедро Альдоны, провожу влево, задирая короткую шелковую юбку. Под ней… ничего! Ни чулок, ни колготок. Лишь прохладная, гладкая кожа.

— Зафиксировала бы ее на болевой и всех делов — я продолжаю двигать ладонь вверх

— Что ты делаешь?! — девушка отталкивает мои руки, но ее бурно вздымающаяся грудь мне говорит о совсем других желаниях.

Я впиваюсь поцелуем в шею Альдоны и крепость сдается. Соскучившаяся по мне Алька — это что-то фантастическое! И заднее сиденье «Волги» оказалось не в пример удобнее, чем в «Жигулях». Короче, обновили машину. Потом немного передохнули и еще раз обновили, чтобы уже наверняка.

Крутясь под душем, я прихожу к мысли, что мою ледышку-латышку вчера словно прорвало. Это уже и не ледышка была, а ненасытная валькирия какая-то! Такой бешеный темперамент в ней проснулся, такая страсть… Вот вспомнил сейчас, что мы с ней вытворяли, и низ живота тут же наполнился приятной тяжестью.

А нашу с Алькой встречу надо повторить, причем в самое ближайшее время. Толком мы так и не поговорили, некогда нам было. Но уже по дороге домой я успел честно рассказать ей, как все было с терактом на самом деле, без всяких прикрас и недомолвок. С трупом официанта, с побоями, с простреленной рукой принца Филиппа, кровью и прочими мерзостями.

— Значит, все же они за нами охотились…

— За нами. Но что-то у них пошло не так, видно они очень торопились. Из лифта вместе со мной в холл выходили две девушки. Наблюдатель мог просто принять их за вас и дать террористам отмашку.

— А все же жаль, что меня там не было…

— Нет, не жаль! Слава богу, что эти идиоты так промахнулись. Я бы не смог стерпеть, если бы эти твари начали вас бить, и чем бы все закончилось, неизвестно. Вернее известно — там бы меня и пристрелили. Перед автоматами мы все беззащитны…

Машина уже стоит у нашего подъезда, и мы, молча, смотрим в глаза друг другу

— Я же могла потерять тебя…

— Могла. Но я вернулся. Потому что кто-то очень меня ждал…

Прощаться не хочется, но приходится. В окнах нашей квартиры горит свет, мама ждет меня… Я понимаю, что наш разговор с Алькой еще далеко не окончен, и отвлекаю ее нежным прощальным поцелуем.

…Мои воспоминания обрывает мамин стук в дверь ванной.

— Витя! Хватит плескаться, завтрак остывает!

— Иду

Мама смотрит с умилением, как я уминаю любимые сырники, интересуется, чем нас кормили в Англии по утрам. Мычу с набитым ртом: долой поридж! Наелся его на всю оставшуюся жизнь. Хочу нормальной человеческой еды! Шашлыка хочу! С румяной корочкой. На косточке. Под такое слюноотделение, сырники проскакивают на раз.

Насытившись, довольно откидываюсь на спинку стула, умильным взглядом обвожу нашу кухню — как же хорошо дома! На подоконнике замечаю стопку прочитанных газет и тянусь за ними. Наверное, дед проводил недавно очередную политинформацию для мамы. И пока она идет собираться и одеваться на награждение в Кремль, я от нечего делать, просматриваю центральную прессу, собравшуюся за время моего отсутствия. А человеку, посвященному в высокую политическую кухню, там есть, что почитать — даже краткие заметки на первой полосе говорят мне о многом.