– Если ты серьезно покалечила того парня, нас ждут неприятности, – уведомил Генри.

– А что, за надругательство над женщиной неприятности не следуют? – нахмурилась она.

– Смотря кто сколько заплатит. А мы, кстати говоря, – никто. И свидетели – только они, – объяснил Монтроз. – Наплетут что угодно. Будто ты завлекала, и все такое, а потом вдруг… Ну, сама сообрази!

– Какая мерзость! – скривилась принцесса. – В мое время таких людей четвертовали бы!

– За насилие над благородной? – приподнял бровь Генри. – Или рыцаря какого-нибудь тоже взогнали бы на плаху за то, что затащил симпатичную крестьянку в кусты, а потом отдал ее свите?

Повисло тяжелое молчание.

– Ты прав, как ни тяжело это осознавать, – произнесла Мария-Антония, когда Генри уже раскаялся в своих словах: не здесь и не сейчас это говорить! – Рыцарь заслужил бы разве что порицание, не более того. Но…

– У детей равнин насильников привязывают за ногу к жеребцу, пугают того как следует и гонят в прерию, – любезно просветил Генри. – То, что останется, бросают стервятникам. Им все равно, был это принц или бродяга.

– Мне нравится этот обычай, – сказала принцесса и села. Первым делом нашла взглядом свой стилет, схватила, осмотрела и спрятала едва уловимым движением, Генри невольно восхитился. – Но мы не у детей равнин, а я теперь не благородная, во всяком случае, не выгляжу таковой. Что нам следует делать? Откупиться от пострадавших?

– Еще чего! – оскалился Генри. – Ты его как, совсем оскопила или?..

– Чиркнула едва-едва, – пожала плечами Мария-Антония, – он больше от страха вопил. Вы, мужчины, так трясетесь над своим достоинством, что напугать вас ничего не стоит!

– Ну-ну… – буркнул он, неприятно уязвленный. – А остальные… Может, они сами друг другу морды били, а того бедолагу стеклом битым порезало! Поди докажи! Гром и Звон только сшибали и держали – синяки будут, а следы зубов – поди рассмотри… Так что нас там не было даже и близко, спали всю ночь как убитые, учти!

– Я не хочу больше спать, – проронила принцесса, глядя в окно, на размазавшуюся в светлую полосу луну – так быстро шел огневоз. – Я снова…

– Ты ведь проснулась сегодня, – перебил Генри, – ты сама проснулась! Если бы не смогла, вряд ли бы полоснула того парня! А я так, я просто тебя встряхнул… Старик сказал, что ты должна справиться сама, и ты справляешься, ведь так? А я тебя еще пуще сторожить стану, чтобы ничего не случилось больше, я…

Монтроз перевел дыхание.

– Ничего же не случалось, пока ты рядом со мной спала, – докончил он тихо.

– Тут разве что на полу лечь, – бледно усмехнулась принцесса.

– А хоть бы и на полу! – В Генри взыграло упрямство. – Я тоже хорош – завалился дрыхнуть, совсем совесть потерял! Тони… ты не бойся, нам всего ничего уже ехать осталось!

– А ты думаешь, дальше будет лучше? – спросила девушка и посмотрела ему в глаза. Так посмотрела, что никак не возможно было отвести взгляд от этих серо-голубых, очень холодных, с кристалликами льда в глубине больших глаз…

– Ничего я не думаю. – Генри отвернулся, потрепал Грома по ушам. – Но на твердой земле я себя всегда увереннее чувствую, хоть огневозы и люблю. Оно быстро, конечно, но страшно, не спрыгнуть, если что, расшибешься ведь!