Раз или два в ту ночь, к неудовольствию Камчака и прогоняя мой сон, она вскрикивала, дергая цепи, но оба раза мы обнаруживали, что она так и не проснулась.

Я полагал, что утром Камчак пошлет за тачакским кузнецом, чтобы поставить клеймо на Элизабет, которую он прозвал «своей маленькой дикаркой».

Клеймо тачакского раба не похоже на клейма, используемые в городах, которые для девушек являются изображением первой буквы слова «кейджера».

Клеймо тачаков – знак четырех рогов боска, такой же, как на их знамени; клеймо из четырех рогов боска, расположенных таким образом, что они немного напоминают букву «X», имеет размер около полутора-двух дюймов; конечно же, клеймо четырех рогов используется и для того, чтобы метить тачакских босков, но там оно много больше и образует грубый квадрат со стороной шесть дюймов. Вполне возможно, что вслед за клеймением тачак пожелает вдеть Элизабет в нос тонкое кольцо, подобное тем, какие носят все тачакские женщины – будь то свободные женщины или рабыни; после этого останется только нацепить на Элизабет Кардуэл тарианский ошейник с гравировкой и обрядить её в кейджер.

Пробудившись поутру, я обнаружил укутанную в шкуру красного ларла Элизабет сидящей, прислонясь к одному из шестов, поддерживающих шкуры фургона.

– Я хочу есть. – Она посмотрела на меня, и глаза её были сонными и красными.

Мое сердце радостно подпрыгнуло – девочка оказалась сильнее, чем я предполагал. Я был несказанно рад. На помосте Катайтачака я боялся, что она не сможет выжить, поскольку слишком слаба для сурового мира Гора. Я беспокоился, что шок, вызванный её внезапным перемещением между мирами в дополнение к обращению в рабыню, может смутить её разум, перемешать её чувства и, таким образом, лишить ценности в глазах тачаков, которые в свою очередь могут попросту скормить её каийле или слинам.

Теперь я мог быть спокоен – Элизабет Кардуэл сильна, она не сойдет с ума, она обречена на жизнь.

– Твой господин, – Камчак из племени тачаков, сказал я. – Сначала поест он, а потом, если решит, накормит и тебя.

Она вновь прислонилась к шесту.

– Хорошо, – сказала она.

Когда проснувшийся Камчак выкатился из своих мехов, Элизабет невольно поклонилась ему. Камчак взглянул на меня:

– Как себя чувствует маленькая дикарка сегодня? – спросил он.

– Голодна, – сказал я.

– Замечательно!

Камчак перевел взгляд на прислонившуюся к шесту Элизабет, пытающуюся скованными руками натянуть на себя повыше полость ларла.

Конечно, она отличалась от женщин, которыми он до сих пор владел, и, похоже, Камчак никак не мог определиться – что же с ней теперь делать. Он привык к девушкам, чья культура подготовила их к весьма реальной вероятности рабства, хотя, может, и не рабства среди тачаков. Горианская девушка, даже свободная, привыкла к рабству как к общественному явлению, возможно, она даже сама владела одним или более рабами, она помнит, что она слабее мужчины и какие это может иметь последствия; она знает, что города могут пасть, а караваны могут быть ограблены; она знает, что может быть пленена даже в собственных покоях достаточно сильным воином, связана и унесена из своего родного города на спине тарна, она знакома с обязанностями рабов, и если она и попадает в рабство, в целом она готова к тому, что её ожидает: она знает, что ей разрешено, а что – нет; более того, к счастью или к несчастью, горианская девушка обучена тому, что чрезвычайно важно знать, искусству угождать мужчине; поэтому, даже если девушка останется вольной, она все равно учится готовить и подавать вкусные блюда, красиво ходить, уметь держать себя в обществе и следить за своей внешностью, позаботиться о мужчине, знать любовные танцы и так далее.