Похоже, выбора у меня не было, поэтому, полностью положившись на уважение, выказываемое народами фургонов в отношении проявляемой человеком храбрости, я с бешено колотящимся сердцем и закипающей в жилах кровью остался стоять на месте, не сделав ни малейшей попытки защитить себя и стараясь, чтобы мои противники не заметили переполняющего меня волнения.

На лице моем застыло презрительное выражение.

В самый последний момент копья четверых всадников замерли на расстоянии ладони от моей груди, а послушные поводьям каийлы застыли, гневно фыркая и глубоко взрывая землю своими когтистыми лапами. При этом я заметил, что ни один из , всадников ни на мгновение не потерял равновесия.

Стоило ли этому удивляться: дети кочевников привыкают к седлу каийлы раньше, чем начинают ходить.

– Ай-я-ааа! – издал боевой клич воин из племени катайев.

Вместе с остальными он развернул своего скакуна и отъехал на пару ярдов, не спуская с меня внимательного взгляда.

Я не двинулся с места.

– Меня зовут Тэрл Кэбот, – повторил я. – Я пришел к вам с миром.

Четверо всадников обменялись между собой взглядами и по сигналу тачака удалились от меня ещё на несколько ярдов.

Я не мог понять, о чем они переговаривались, однако сумел уловить некоторый прогресс в наших отношениях.

Я оперся на свое копье, зевнул со всем возможным в данной ситуации равнодушием и отвел взгляд в сторону стада пасущихся босков.

Кровь бешеными толчками пульсировала у меня в висках. Я знал, что попробуй я пошевелиться, выкажи страх или попытайся бежать, я бы уже давно был мертв. Мне оставалось только сражаться. В этом случае я, вероятно, мог бы одержать победу, хотя надежды на это были весьма и весьма призрачны. Даже если бы мне удалось уложить хотя бы двух из окружавших меня всадников, двое оставшихся, несомненно, вытащили бы свои луки и тут же свели бы со мной счеты. Но, что ещё важнее, мне вовсе не хотелось входить в мир этих людей в качестве врага. Я очень хотел, как уже успел им сообщить, прийти к ним с миром.

Наконец тачак отделился от остальных трех воинов и на дюжину ярдов подвел свою каийлу ко мне.

– Ты чужой здесь, – сказал он, останавливаясь.

– Я пришел к народу фургонов с миром, – ответил я.

– На твоем щите нет герба или ещё какого-нибудь опознавательного знака, – заметил он. – Ты отверженный.

Я не ответил. Я с полным правом мог бы носить на своем щите герб города Ко-Ро-Ба, украшенный изображением Башен Утренней Зари, но не делал этого. Некогда, много лет тому назад, Ар и Ко-Ро-Ба объединенными усилиями прекратили опустошительные набеги собравшихся в единый союз народов фургонов, и воспоминания об этом поражении, сохранившиеся в многочисленных народных песнях и сказаниях, могли бы вызвать у гордых, честолюбивых кочевников совершенно не нужную мне реакцию.

Я, повторяю, вовсе не хотел входить в их мир как враг.

– Откуда ты? – потребовал тачак.

Этот вопрос я как воин Ко-Ро-Ба не мог оставить без ответа.

– Я из Ко-Ро-Ба, – признался я. – Ты, конечно, слышал об этом городе?

Лицо тачака напряглось, однако уже через минуту он заставил себя усмехнуться.