— Да.

— Ну так вот, у нас случилась чрезвычайно склочная история, как-то незаметно обросшая трупами и загадками прямо-таки в геометрической прогрессии. И обернулось так, что мы, признаться, сторона пассивная, нам эту историю навязали, а потому я обязан из кожи вон вывернуться. И привела дорожка к живущей ныне в Москве Юлии Озеровской, оказавшейся вашей подружкой еще со студенчества… Вот я и пришел. Пугать я вас ничем не собираюсь, а вот помочь, право же, могу, — он говорил как мог мягче и убедительнее, боясь, что она сорвется в истерику. — Поговорим?

— Боже ж мой, во что они меня втравили… — это было произнесено на всхлипе, но видимых слез, к счастью, не последовало.

— Кто? Юлия?

— И она тоже… Слушайте, а вы можете меня куда-нибудь увезти?

— В два счета, — сказал Данил.

— Нет у меня надежды на милицию… Хоть и обещали…

— Да, это ж не Америка с ее программой защиты свидетелей, — сказал Данил. — Вы, значит, меня совершенно не боитесь… Ну просто прекрасно. У меня там машины, а в машинах орлы, так что кончились все ваши неприятности, я вам гарантирую. Вот только, уж простите, вынужден сказать чрезвычайно пошлую фразу, затрепанную дешевыми романами — мне бы в обмен полную откровенность…

— Вы виделись с Юлией?

Данил прикинул и рискнул:

— Нет. Никто с ней не виделся. Исчезла Юлия…

И увидел по ее лицу, что попал в точку, — полная готовность кинуться под его спасительные крыла…

— Давайте с начала, а? — сказал он. — Галопом пробежимся по основным вехам… Или нет, иногда полезно с конца… Значит, к вам кто-то вломился?

— Да.

— Как они выглядели? Сколько их было?

— Четверо. Все в комбинезонах, в черных капюшонах, знаете, как в кино… И у каждого на рукаве ваша эмблема, конь с солнцем, повыше написано по-русски «Интеркрайт», пониже, по-английски «Секьюрити».

— Наша нашивочка, — сказал Данил. — Но только это не мы…

— Я знаю. Сразу догадалась.

— Почему?

Она отошла к столу, выдвинула ящик и подала ему большую черно-белую фотографию. Пикничок, должно быть, — на заднем плане притухший костер, на чем-то белом — бутылки, тарелки, в кадр попало переднее колесо машины, похоже, «Волги». Четверо: она сама, не в пример красивее и веселее, незнакомый мордатый мужик с нагловатой будкой жуира и нахала, обремененного дипломом, с аккуратной бородой под Высоцкого… и Вадька Ивлев — в самом прекрасном расположении духа.

Данил вопросительно поднял брови.

— Они спрашивали, кто это, — Марина указала на Вадима. — Очень добивались. Я сказала, пришлось… Они будто смутились чуточку: такое было впечатление, хоть под капюшонами ничего не поймешь. Но ведь в а ш и его знали бы?

— Непременно, — сказал Данил. — Мои орлы просто обязаны держать в памяти некую пачку фотографий — ну, знаете, мало ли что случится, вдруг увидят на улице, что к нашему хулиганье пристало… Бывали прецеденты.

— Да, Вадим что-то такое говорил… Он о вас очень хорошо отзывался, — Марина попробовала улыбнуться. — С детским восторгом. Вы этакий… теперь я понимаю. Мужик. А Вадик так пацаном и остался… Расписывал, как у вас поставлено дело, и одно я себе уяснила: что у вас есть, как выражаются, стиль. А это были чересчур уж уголовные…