— Мы тебя на улице подождем! — отозвался девичий голос.

— Выяснение отношении — знакомое кино, — сказал один из парней.

— Интересное дело, почему родичи обожают качать права? — засмеялся второй.

— Мочалки, вперед, нас ждут великие дела!

И вся компания с гоготом высыпала на улицу.

Виктор надел пиджак, распихал по карманам бутылки и шагнул к двери. Татьяна загородила дорогу.

— Виктор, мне нужно серьезно поговорить.

— Не о чем. Пусти.

— Ты никуда не пойдешь. Хватит, Виктор, пора одуматься или ты плохо кончишь.

— Не твое дело. Пусти.

— Куда ты катишься? Умоляю тебя, подумай! Чем ты кончишь?

— Успокойся, хуже тебя не кончу.

— Ты с ума сошел, да? Что ты говоришь, подумай только.

— Пусти.

— Нет! Я лягу на пороге и буду лежать. Если у тебя хватит совести переступить через родную мать, то — пожалуйста! — И она действительно легла на пол у самого порога. — Я буду лежать здесь сутки, двое, неделю! Умру здесь! Может, ты хоть тогда одумаешься!

Виктор молча перешагнул через лежащую мать, толкнул дверь и вышел. Выдернул ключ из замка. И когда Татьяна вскочила, кинулась следом за ним, он успел вставить ключ в замок с другой стороны и дважды повернуть.

— Ты знаешь, он перешагнул через меня! Да, да, взял и перешагнул. А по его глазам я видела, что он способен и ударить меня. Я увидела, что он способен на это! И на худшее способен!

Они пили кофе в городской квартире. Был поздний вечер.

— Юра, ты единственный друг и близкий человек, который у меня остался. Умоляю тебя, посоветуй что-нибудь. Я боюсь его, понимаешь? Боюсь остаться с ним вдвоем!

Юрий Николаевич долго молчал.

— Вся беда, Таня, что тут уже ничем не поможешь… Не смотри на меня так испепеляюще, я говорю, что думаю. Он всем будет приносить несчастья, даже человеку, которого полюбит.

— Ты жестоко несправедлив к нему, — тяжело сказала она.

— Я врач, Таня, и должен сказать, что характер человека на девяносто процентов формируется к трем-четырем годам, а все остальное — лишь шлифовка граней.

— Ты жесток и несправедлив к нему, — повторила Татьяна. — Это я виновата, что он такой.

— Почему ты? — Юрий Николаевич отхлебнул кофе. — Хотя… может быть. В молодости ты слишком была занята собой.

— Это неправда.

— Танюша…

— Это неправда! — упрямо и громко повторила она. — Я любила его. Кроме Вити и Павла для мня никого не существовало! Ты что, тоже хочешь сделать мне больно? Мне уже не больно, — она прикоснулась рукой к груди. — У меня там сплошная рана.

— Таня! Танечка, я старый, глупый и ни на что не рассчитываю. Я буду просто счастлив, если тебе будет хорошо и покойно.

Татьяна удивленно взглянула на него, и Юрий Николаевич опустил голову, добавил глухо:

— Да, да… все эти годы я тебя любил… смотрел на тебя, любовался. Завидовал твоему мужу… твоим поклонникам. Ты разве никогда не замечала? Не чувствовала?

— Н-нет… Прости, Юра… — Татьяна была вконец расстроена.

— Ничего, пустяки. Я вот хочу помочь тебе и не знаю как.

— Прости, — после долгой паузы повторила она. — Конечно, во всем виновата я… И хочешь — не хочешь, а за все нужно расплачиваться.

— Хватит ли сил расплатиться, — вздохнул Юрий Николаевич.