Настоящего, до слез из глаз бессилия, когда ты понимаешь, что не способен ничего предпринять. Когда от тебя ничего не зависит. Когда рычишь от бешенства и трясешься от желания убить. Когда униженно смотришь на происходящее со стороны.

Когда за твое бессилие платит другой.

Бессильный Артем не сводил глаз с извивающейся от боли девушки, и его скулы сводило от бешенства. От ненависти и злобы. Не холодной и расчетливой, какой он научил себя в последние годы, а первобытной, крепко туманящей рассудок и превращающей в дикого зверя.

Но зверь был скован и оттого сходил с ума.

От бессилия.

От злобы…

Потому что страдания, боль и муки – это был ее подарок ему. И Артем чувствовал, как с него, с живого, сдирают кожу. И понимал, что договоренность Дагни напрасна, что он хочет убить стоящего рядом с ней колдуна, пусть даже ценой собственной жизни.

Убить.

А Дагни…

Она вела уже третьего джинна, потому что второго бросила на полпути, не выдержав транслируемой им боли. Сбросила машинально, когда невидимый кинжал пронзил сердце и девушке показалось, что она умирает. Сбросила, но не сдалась, передохнула, хрипло выругавшись в ответ на какой-то вопрос Ярги – слов не расслышала, ничего не поняла, просто выругалась, – и сформировала третьего голема. И теперь вела его по все той же, полной боли дороге. И понимала, что четвертой попытки не будет – она не выдержит. Поэтому стискивала зубы, кусала губы, плакала, кричала, но упрямо вела джинна вниз, в бездну безумной боли, к секретам любимых детей Спящего. Она каталась по земле, а когда Ярга пытался ее удержать, начинала биться в истерике. На губах у нее выступила пена, и закатились глаза. Один раз она замерла, даже сердце перестало биться, но в следующий миг боль накатила такая, что девушка не смогла умереть – снова закричала, забилась, зарыдала на руках первого князя, который в какой-то момент сел на землю и держал ее, словно мог помочь…

А затем вдруг затихла.

Глубоко задышала, успокоилась, сглотнула несколько раз, словно проверяя, может ли глотать, откашлялась и едва слышно сообщила:

– Я внизу.

– Полагаю, это настоящий подвиг, – раздалось за спиной Ярги.

Он резко повернулся на голос и ощерился: в десяти шагах от него стоял Сантьяга.

– Автономное заклинание? Предусмотрительно. – Комиссар щелкнул пальцами, разрушая наложенные первым князем чары, и освобожденный Артем рухнул на землю. И тут же скривился, выгнулся дугой и застонал от боли: тело стало стремительно возвращаться в исходное состояние.

– Я знал, что ты явишься, – произнес Ярга, поднимаясь на ноги. Он оставил Дагни, которая медленно поползла к корчащемуся на земле наемнику, и обратил все внимание на комиссара.

– Неужели ждали? – не поверил Сантьяга.

– Но где свита? – полюбопытствовал Ярга, не ответив на вопрос. – Где шеренги преданных гарок? Где командоры войны? Жрицы Зеленого Дома? Неужели ты единственный считаешь меня опасным? – Он выдержал многозначительную паузу. – Или ты решил, что справишься со мной в одиночку?

– В моих планах не значился поединок.

– Тогда зачем явился?

– Предложить сделку.