– Я буду. – Я всхлипнула и почувствовала, как у меня на глазах появились слезы.

– Ты просто живи и никогда не ищи в этой жизни смысла. Если ты будешь его искать, то ты наживешь себе ненужные проблемы.

– Я знаю, – кивнула я головой. – Я никогда не искала смысла жизни. Ни когда училась в школе, ни когда уже выросла. Я знаю, что смысл жизни в отсутствии всякого смысла. Я знаю, что я появилась на этот свет для того, чтобы пройти через все трудности, и я не думаю, что моя жизнь бесполезна.

– Ты появилась на этот свет для того, чтобы жить.

– Все верно, а трудности – это лишь составляющая моей жизни, и притом очень важная и серьезная составляющая. Махмед, а где ты выучился так хорошо говорить по-русски?

– У меня два высших образования, – улыбнулся Махмед. – Ну, вот мы и приехали. Ты сейчас зайдешь в туалет и постараешься привести себя в порядок, а я быстро найду нужного человека, чтобы тебя посадили в самолет. У тебя деньги на билет есть?

– Есть, – кивнула я головой.

– Хорошо, – встречаемся через пять минут в зале регистрации. – Только не тяни, регистрация уже закончилась.

– Само собой.

Зайдя в туалет, я посмотрела на свое отражение в зеркале и даже вскрикнула. Черное, запачканное сажей лицо… Грязная одежда, порванная в нескольких местах, и волосы все в саже.

– Бог мой. – Я посмотрела на часы, схватила лежащее на раковине мыло и сунула голову под кран.

Проходящие мимо женщины откровенно возмущались, показывали на меня пальцем, смеялись, но я не обращала на них ни малейшего внимания. Хорошенько вымыв голову, я оторвала как можно больше туалетной бумаги и использовала ее вместо полотенца. Посмотрев на свою изодранную одежду, я принялась ее замывать и пришла к выводу, что мои темные джинсы смотрятся очень даже ничего. Затем, не придумав ничего лучшего, стянула с себя блузку и принялась ее стирать все под тем же злосчастным краном.

Следившая за чистотой в туалете девушка-арабка, закутанная по самые уши в теплую ткань, заморгала глазами, с ужасом посмотрела на мою обнаженную грудь, подскочила ко мне, замахала руками и что-то защебетала на своем языке. Постирав блузку, я принялась сушить ее под сушкой для рук и успокаивать возмущавшуюся арабку, которая, по всей вероятности, вымогала с меня деньги за то, что я нарушила какие-то местные туалетные правила.

– Успокойся, дорогая, – ласково улыбнулась я. – Ты думаешь, мне приятно стираться в этом свинарнике? Здесь же дышать нечем. Ты бы лучше шла туалет убирать или попрыскала чем-нибудь, а то ведь сюда можно только в противогазе заходить. И не смотри ты так на мою грудь. У меня грудь очень красивая, я и сама это знаю. А вот ты зря так запаковалась, на тебя ни один мужик не взглянет. Хотя ваши мужики на вас вообще не глядят. Они только в нашу сторону смотрят. Ты бы блузку какую обтягивающую надела с декольте, а то нацепила черт-те что. Балахон какой-то. И не кудахчи мне прямо в ухо. У меня от тебя голова болит.

Разумеется, арабка не понимала ни единого моего слова, и, когда я показала ей на швабру – мол, поди лучше приберись, – она раскипятилась еще пуще. В ее потоке арабской речи несколько раз прозвучало английское слово «мани».