– А мы еще на этом свете? – спросил Генри.

Через ворота кладбища Форест-Лаун был виден огромный склон, беспорядочно усеянный торчащими из травы могильными камнями – как после метеоритной бомбардировки.

– Говорят, электорат здесь побольше, чем в Падьюке, Ред-Ривере, Вайоминге и Азузе, вместе взятых, – проявил осведомленность Крамли.

– А я люблю старые кладбища, – сказал Генри. – Здесь есть что потрогать… И могилы такие, что на них лежать можно, вместо статуй… Или прийти ночью с девушкой поиграть в доктора…

– Или проверить, на месте ли у Давида фиговый листок… – вставил Фриц.

– Бесполезно, – сказал Генри. – Парню крупно не повезло. Когда его перевезли сюда на корабле, он был еще без листка. Сначала целый год провалялся под брезентом в форте – дабы не оскорблять чувства пожилых дам в теннисных туфлях. Ну, а потом решили налепить ему этот дурацкий листок. Чтобы всем испортить удовольствие. Но перед тем как налепить, отбили ему… тренажер для изучения системы Брайля. Наверное, подумали, что надо блюсти нравственность среди мертвецов. Живые, бог с ними, пусть себе устраивают предварительные ласки по ночам на могилах. Мертвые же намного опаснее – у них-то разврат не предварительный, а уже загробный…

Мы стояли под моросящим дождем, высматривая путь[414] к погребальной конторе.

– Уходит под землю… – шепнул кто-то у меня над ухом. Кажется, это был я сам.

– Надо двигать! – сказал Крамли. – Через полчаса вся дождевая вода с холма будет внизу. И наши машины смоет в океан.

Мы посмотрели на зияющий люк. Оттуда уже доносился шепот воды.

– Не шути так! – сказал Фриц. – У меня коллекционный автомобиль!

– Я и говорю – надо двигать! – повторил Крамли.

Мы рванули через улицу к зданию конторы.

– Про кого будем спрашивать? – спросил я. – И что?

Судя по взглядам, этот вопрос поставил всех в тупик.

– Про Констанцию?

– Ну, конечно, – ворчливо сказал Крамли. – Про Констанцию, про газетные заголовки и про черные списки. Про псевдонимы, про подвал и помаду на зеркалах…

– Извини, не расслышал? – спросил Генри.

– Проехали. Это была развернутая метафора. Пошли быстрей!

Бодрым шагом мы прошествовали под своды чертога смерти, который по совместительству оказался царством конторщиков и картотечных шкафов.

Брать номерок и томиться в ожидании нам не пришлось: какой-то очень высокий мужчина – пепельный блондин с лицом цвета мороженых устриц – стремительно спланировал за ближайший к нам письменный стол и посмотрел на нас с такой неприязнью, как будто мы только что вылезли из мусорного контейнера.

Затем он выложил на стол свою визитку и пододвинул ее к Крамли.

– Вы – Грей? – спросил тот.

– Элихью Филлипс Грей, как видите.

– Мы хотим купить участки на кладбище.

Губы Элихью Ф. Грея подернулись улыбкой, как зимнее озеро льдом. Отрепетированным жестом фокусника он разложил перед нами карту и прайс-лист.

Крамли не удостоил их и взглядом.

– Сначала – вот это… – Он вытащил составленный мною список фамилий и положил его перед Греем – вверх ногами.

Тот молча на него уставился.

Затем Крамли достал из кармана несколько свернутых в рулон стодолларовых купюр.