Я тряхнула головой: думать о нем перед дверью вскрытой квартиры – это полный идиотизм, неужели ты действительно влюбилась? Это ясно давно, зачем задавать глупые риторические вопросы…

В квартире было тихо – так тихо бывает лишь в отсутствие людей, от них не расходятся волны напряжение ожидания. В конце концов, глупо стоять на лестничной площадке, надо войти и посмотреть… В прошлый раз, когда ты вошла в свою собственную открытую квартиру, ты обнаружила там лишь мертвого Нимотси и двоих его убийц. Тогда тебе повезло. Может, и сейчас повезет – глупо стоять на лестнице, глупо, глупо…

За дверью было по-прежнему тихо.

Ну давай, не вечно же стоять здесь, и Дан должен позвонить в пять часов…

Я вошла, оставив дверь открытой настежь, чтобы сохранить себе путь к отступлению. Но в квартире никого не было.

Никого и ничего, кроме изуродованной до основания комнаты, вспоротых кроватей, развороченных кресел, опрокинутого стола, разобранного телевизора, перевернутых видеомагнитофонов.

Точно такой же беспорядок царил и в кухне, все содержимое настенных шкафов было вывалено прямо на пол и теперь лежало на паркете, пересыпанное гречневой крупой, которую я купила пару дней назад…

Я не удержалась и села на изуродованный подлокотник кресла: вот оно, сезон охоты начался, какого только тигра ты решила подергать за усы? Я была почти уверена, что тигр откликается на имя Александр Анатольевич и, вполне вероятно, они и сейчас следят за мной. Логично предположить, что Шинкарев хочет выяснить, кто же за мной стоит: в то, что я, одиночка, довольно сложно поверить, я его понимаю. Но мне было не до логики – Боже мой, провидение взяло меня за потную ладонь, когда я решила оставить дневник и кассету у Серьги, они опоздали…

Во всяком случае, нужно убираться отсюда, пока они не пришли и не продырявили мне башку. И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что это действительно акция устрашения: они как будто говорили мне, они как будто хотели показать – ты у нас на крючке, ты и горстка дилетантов; теперь мы знаем, что письмо состряпала ты, – но и ты знай, что мы знаем. Самое время испугаться и начать делать глупости.

Но как он мог догадаться, что это именно моя сумочка, ведь там не было ничего, указывающего на меня: духи, помада, косметичка, Юнна Мориц, которую я читала на перегонах метро, – “Когда утихнет боль, и выпрямится рот, и с птицей укреплю пронзительное сходство…”. А что, если восторжествовала корпоративная этика – и Шинкарев связался с Олегом Васильевичем, ведь они проходят по одному ведомству… А в ту ночь Олег выходил из подъезда Туманова… Нет, это полный бред.

И тогда я вспомнила вечер знакомства с Володькой – я уронила сумочку на ступеньках, а Шинкарев поднял ее. Боже мой, у таких людей профессиональная память. Он мог связать это, и гораздо успешнее, чем это обычно делаю я, ведь чему-то же его учили…

Я зажала рот кулаком, чтобы не закричать. Шутки кончились.

Дан.

Дан, вот кто может помочь мне; вот кто может защитить меня. Конечно, я не имела права перекладывать на него свои проблемы, но другого выхода у меня не было. Одной мне не справиться; не исключено, что нам не справиться и вдвоем, но ничего другого мне не остается…