– Сдаюсь, сдаюсь, – Дан поднял руки. – Конечно с, я знаю ваш номер телефона. Я узнал его у Сергея. Но разу им не воспользовался…

"Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц”, – сказала бы Алена, но Алена была мертва.

– Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц, – сказала я Дану вместо Алены, наставительно подняв палец.

– Тогда вы должны знать, что маленькая ложь – это спутник влюбленных, – просто ответил Дан. – Это лишь часть признания, которое я собирался вам сделать.

Я приложила ладонь к губам Дана:

– Не сейчас…

– Хорошо. Тогда в пять. Я позвоню вам.

– Да.

, Он помог мне выбраться из машины и снова поцеловал руку на прощание.

– Это был мой лучший день рождения. Спасибо вам, Ева…

Я коснулась губами его щеки.

– Вы свозили меня на курорт, теперь я перестала завидовать толстым женам советских номенклатурных работников. А если серьезно – это было удивительное приключение. Спасибо, Дан.

…Он резко взял с места – ему нравилась скорость, я поняла это еще у моря, когда он выжимал из стареньких “Жигулей” все, на что они были способны.

Я закрыла за собой дверь подъезда – замечательно унылого, потрясающе обыкновенного, – и тут же силы оставили меня. Я присела на ступеньки и прижалась лицом к крашеным прутьям лестницы: мне хотелось спать, мне хотелось плакать, мне хотелось видеть Дана, мне хотелось долго не видеть его, чтобы при встрече сказать: “Как долго тебя не было. Я устала жить без тебя…”; мне хотелось, чтобы эта ночь повторилась, чтобы она повторялась еще и еще…

– Вам плохо, девушка? – раздался голос за спиной. Старик с маленькой собакой внимательно рассматривал меня. Собака, крошечная жалкая левретка со слезящимися глазами, тоже взирала на меня с любопытством.

– Нет, мне хорошо, – ответила я старику, внезапно полюбив и его, и собаку. – Мне очень хорошо. Но ведь так не бывает… Так не может длиться долго. Как вы думаете?

– Я думаю, вам не стоит сидеть на камне, – рассудительно сказал старик, – вы простудитесь.

– Может быть, мне стоит влюбиться? Может быть, мне стоит поверить ему?

Я поднялась, пропустив старика, и отправилась к себе.

…Сунув ключ в дверь, я сразу же поняла, что что-то произошло: ключ не проворачивался в замке. По инерции я еще возилась некоторое время и даже толком не успела ничего понять, когда дверь тихонько скрипнула и приотворилась. Все мысли сразу же предательски оставили меня, а море стало таким же далеким, каким ему и положено быть для жителей северных городов. Праздник кончился.

Только не входи.

Я судорожно соображала: Олег Васильевич – нет, он никогда бы так не поступил, ласки и горностаи всегда осторожны, а их узкое тело может втиснуться в любую щель без малейшего урона для последней… Сломанный замок был похож на яростную акцию устрашения – и я тотчас же подумала о кассете, письме и сумочке, оставленных у Володьки, – Боже мой, я совсем забыла о них. А об этом не стоило забывать ни на минуту – когда в квартиру Володьки вломились слесарь и возмущенный сосед – там не было ничего… Я была защищена от неизвестности только дверью, и даже Дан не мог помочь мне – сейчас он наверняка мается в пробке на Сухаревской, в это время всегда дикие пробки… Какой у него нежный небритый подбородок.